Сюзанн Варга - Лопе де Вега
Для Лопе главным было не оправдать искусство, доказавшее свою жизнеспособность и успешность (о чем свидетельствовали те 483 комедии, которые он к тому времени написал и которые, как известно, имели успех у зрителя), нет, для него главным было защитить свою концепцию драматургии от нападок и обвинений в ереси, которым она подвергалась и которые он должен был сносить во имя незыблемой и непреложной поэтики Аристотеля. Так вот, перед присутствовавшими на том заседании предстал не раскаивающийся в своих грехах и не покорный ученик, а драматург-победитель, гордый сознанием своих успехов и зрелости своего гения.
Итак, зная людей, перед которыми ему предстояло выступить, Лопе решил прибегнуть к самой совершенной форме любезности, к самой изысканнейшей вежливости, чтобы излить одну нелюбезность за другой, как по капле вливают яд в благородный напиток.
Вы требуете, благородные умы, цвет Испании,
Вы, которые в этом собрании, именуемом академией.
Вскоре превзойдете не только
Академии итальянские […] но и сами Афины,
Где в лице Платона
Можно было увидеть столь высокое собрание философов,
Вы требуете, чтобы я написал для вас
Руководство к сочинению комедий.
Тема кажется легкой, без сомнения,
И была бы таковой для каждого из вас,
Кто, написав пьес меньше, чем я,
Знает гораздо больше меня
Об искусстве сочинения, как и обо всем на свете.
Тон был задан, Лопе прекрасно владел собой, ощущал себя господином положения и не был склонен ни к какому покаянию. Напротив, чтобы заставить всех понять, какие причины привели к тому, что он презрел все заповеди и правила, он требовал, чтобы ему дали дополнительное время для объяснений и чтобы все согласились замолчать:
Но так как от искусства
Мы так сейчас далеки
И так как в Испании
Готовы нанести тысячи оскорблений,
То пусть на сей раз ученые мужи
Сомкнут уста и удержат за зубами языки.
Лопе был далек от малейшего намека на самолюбование и самовлюбленность, от того, что мы бы назвали нарциссизмом, его отказ от заповедей и правил в драматургии происходил не от невежества, а от почтения к чужому воображению, мнению, чувствам, от уважения к другим людям. Для него было важно добиться признания у своих соотечественников, отдававших предпочтение свободе, а не смирению. Вот почему его театр всегда будет местом постоянного противостояния таких явлений, как искусство и природа, правда и вымысел, жизнь и теория.
Без сомнения, Лопе предчувствовал, что ставка в этой игре очень высока. Да, он стал объектом множества обвинений, но в основном все они были жалки и мелочны, и дело было не в них. По сути, его речь — это всего лишь начало яростной полемики, которую на протяжении всего XVII века будут вести «партия правил», сформировавшаяся в Мадриде и объединившая в своих рядах всех верных поклонников поэтики Аристотеля, всех комментаторов древних авторов, так называемых схоластов, для которых Аристотель был чуть ли не богом, и партия сторонников нового искусства. Но Лопе не мог знать, что спор, который он начал, предвосхитит те знаменитые полемики, которые потрясут впоследствии всю Францию, хотя и начнутся они в сфере театра и литературы, мы имеем в виду историю с «Сидом» Корнеля и полемику между сторонниками классицизма и романтизма в 30-е годы XIX века. Чтобы понять всю величину и важность вклада Лопе в развитие театра и литературы, надо осознать, что он, повернувшись спиной к защитникам греко-латинской риторики, стал вождем сторонников идеи национального своеобразия, национальной самобытности театра и литературы и потому чувствовал себя обязанным, в том числе и перед самим собой, создавать новаторские произведения.
И он был рад придать новую законность и обоснованность своему театральному успеху, представив свою теорию достижения этого успеха перед этим высокоученым собранием, он был рад заставить собравшихся признать его успех, согласиться с ним и позволить ему претворять свою теорию в жизнь.
Несомненно, Лопе проявил истинную гениальность как драматург, гениальность глубоко самобытную по форме и содержанию, чрезвычайно плодотворную, завоевавшую публику тем, что дала ей возможность узнать себя в тех образах, что он ей представлял в своих творениях. Если комедия как жанр в пору своего зарождения испытала на себе множество различных влияний, то роль Лопе была очень важна, ибо состояла в том, чтобы придать этому жанру окончательную форму, соединив высокое искусство и народные традиции. Он заставил слиться в едином потоке захватывающее вдохновение и бурные страсти драм Сенеки, силу и задор буржуазной, то есть городской комедии, традиции эпической поэзии, народный фольклор, исторические хроники, пословицы и танцы. Результатом этого слияния был вовсе не монстр, нет, результатом был совершенный, целостный, гармоничный, связанный и логичный вид искусства.
Речь Лопе на том достопамятном заседании была произнесена легко и непринужденно, с лукавой улыбкой на губах, и хотя вид оратора и был несколько провоцирующим, все же речь его была не чем иным, как полным и точным изложением теории драмы и театральной системы, включавшей эффектные и даже сенсационные нововведения.
Действительно, «Новое искусство…» должно было быть воспринято сторонниками передовых идей как шаг вперед, а не как скандальное отрицание старинных заповедей и правил. Лопе был движим идеей, что если драматическое произведение может и должно быть доступно для понимания всех, то оно должно во всех отношениях, и в частности по форме и языку, принадлежать к определенной эпохе. Короче говоря, Лопе находился под влиянием идеи о том, что эстетическая ценность произведения может изменяться. Новая комедия, в том виде, в котором он ее понимал, соответствовала требованиям и веяниям его времени. Лопе, хотя он и был насквозь пропитан духом произведений классиков, то есть античных авторов, тем не менее считал себя действующим лицом определенного исторического процесса, и именно с этим историческим процессом он и пытался согласовать свою концепцию драмы:
Истинная комедия поставила
Перед собой цель […] и это не что иное,
Как повторение действий людей
И описание нравов своего времени.
Вот откуда то революционное упорство, с каким Лопе стремился к «временной или пространственной близости», к тому, что внушало такое отвращение многим французским авторам. Большинство же пьес Лопе, в том числе и его шедевры, отличались этими качествами. Мы, кстати, уже говорили о пьесе «Взятие Маастрихта», чей относительный успех, однако, показывал, что подобный выбор иногда сопряжен с определенным риском.
