Альберт Манфред - Марат
Присутствующий в зале народ громко выражал свое возмущение и аплодировал обвиняемому до тех пор, пока Марат не обратился к нему со словами: «Граждане, мое дело — это ваше дело, это дело свободы. Я прошу вас соблюдать полное спокойствие, чтобы не давать преследующим меня врагам отечества предлога клеветать на вас и обвинять в воздействии на решение суда».
Марат действительно с блеском доказал свою полную невиновность; его ответы на вопросы и краткая речь, которую он держал, были не столько защитой, сколько сокрушительным обвинением обвинителей.
Присяжные удалились на совещание. Через три четверти часа суд возвратился, и в полной тишине, воцарившейся в зале, председатель суда, резюмируя единогласные заключения присяжных, огласил приговор: «Трибунал признает невиновность Жана Поля Марата в предъявленном ему обвинении и постановляет, что он должен быть немедленно освобожден».
Громадный зал сотрясся от рукоплесканий. В течение нескольких минут этот гремящий гул оваций ширился и нарастал. «Оправдан!» — это слово передавалось из уст в уста, из зала заседаний в коридоры, соседние залы, на двор, на площадь, на улицы, и десятки тысяч людей, до которых докатывалась эта радостная весть, неистовыми рукоплесканиями и громкими возгласами приветствовали победу народа.
Сотни, тысячи рук протягивались к Марату, ему бросали цветы, его хотели обнять. Национальные гвардейцы должны были выстроиться в два ряда, чтобы дать возможность Марату выйти из зала суда среди ликующей толпы.
Но когда он показался в дверях — в своем длинном зеленом сюртуке с потемневшим горностаевым воротником, широкоплечий, коренастый, с иссиня-черными волосами, жесткими прядями ниспадавшими на высокий лоб, с пристальным, острым взглядом черных глаз, когда десятки тысяч людей увидели, наконец, своего Марата, Друга народа, снова вышедшего победителем из этого сражения, грозившего ему гибелью, волна оваций, восторженных возгласов прокатилась по несметной толпе народа. Марат был сразу подхвачен сотнями дружеских рук, и в кресле, утопавшем в цветах, гирляндах, с Лавровым венком на голове, под непрерывные выкрики «Да здравствует республика, свобода и Марат!» он поплыл над колышущимися, движущимися рядами голов и знамен, устремившихся в сторону Конвента.
Через Новый мост, по улицам де Моне и Сент-Оноре эта грандиозная и величественная процессия направилась к Конвенту. В пути народ все прибывал и присоединялся к движущимся плотными рядами колоннам.
Сколько их было — парижан, вышедших праздновать победу Марата в этот теплый, солнечный апрельский день? Очевидцы расходились в цифрах. Одни говорили — двести тысяч, другие — сто пятьдесят, третьи — сто тысяч. Сколько бы их ни считать, все сходились на том, что это было безбрежное море людей, затопившее все улицы и площади столицы, море, расцвеченное цветами, гирляндами, флагами; радостными лицами и улыбками.
Это был весь Париж — Париж санкюлотов, борцов за торжество революции, истинных патриотов, вышедших стихийно, по зову сердца, по велению революционного инстинкта, защищать Друга народа или праздновать его победу.
Огромное шествие, медленно двигаясь, наконец, достигло Конвента. Престиж Конвента был так велик, что манифестация остановилась у его дверей. Должностные лица и национальные гвардейцы, возглавившие шествие, отделились и прошли в зал, чтобы возвестить Конвенту о прибытии Марата и потребовать разрешения продефилировать в зале.
Жирондисты были в величайшем смятении. Вот как повернулась против них эта начатая ими рискованная игра! Они слышали за окнами гул многотысячной толпы, и он внушал им страх» Председательствовавший Ласурс, жирондист, пытался объявить заседание Конвента закрытым. Но монтаньяры и народ на галереях яростно запротестовали. Огромные толпы народа заполнили все помещение Конвента. Под ликующие возгласы «Да здравствует республика, да здравствует Гора, да здравствует Марат!» национальные гвардейцы внесли на руках Друга народа и опустили его среди депутатов Горы.
Сапер Роше, шедший во главе национальных гвардейцев, приблизившись к решетке Конвента, сказал: «Гражданин председатель! Мы привели к вам обратно мужественного Марата; мы ввергнем в замешательство всех его врагов; я уже защищал его в Лионе, я буду защищать его здесь, и тот, кто захочет голову Марата, получит и голову сапера».
Устами этого простого солдата говорил народ.
Жирондистские лидеры бежали из зала заседания. Все депутаты, весь Конвент стоя рукоплескали Марату.
Жан Поль Марат поднялся на трибуну и сказал: «Законодатели, свидетельства патриотизма и радость, вспыхнувшие в этом зале, являются данью уважения к национальному представительству, к одному из ваших собратьев, священные права которого были нарушены в моем лице. Я был вероломно обвинен, торжественный приговор принес триумф моей невиновности, я приношу вам чистое сердце, и я буду продолжать защиту права человека, гражданина и народа со всей энергией, данной мне небом».
Снова громы аплодисментов сотрясают своды, раздаются приветственные возгласы, в воздух летят шапки, цветы; мужчины, женщины, дети, забившие до отказа громадное здание, народ и депутаты Конвента, слившись в единодушном порыве, приветствуют Друга народа и торжество принципов подлинного патриотизма.
То был великий день триумфа Горы, день триумфа вознесенного на ее вершину Жана, Поля Марата, Друга народа.
* * *Первый биограф Марата Альфред Бужар писал: «Исход процесса Марата оказался прямо противоположным тому, на что рассчитывали его обвинители; они хотели убить Марата; и вот — он еще более велик, чем когда-либо. Вчера он был писателем, депутатом — сегодня он стал знаменем».
Это было сказано верно.
Престиж и авторитет Марата после провала обвинения и торжеств 24 апреля поднялись на недосягаемую высоту. В течение ближайших дней после оправдательного вердикта местные революционно-демократические организации, клубы якобинцев, кордельеров, народные общества, отдельные патриоты со всех концов Франции слали выражения горячего одобрения оправдательного приговора и чувства восхищения и любви Другу народа.
Но сам Марат уже через день после его торжества стал тяготиться оказываемыми ему почестями. Когда 26 апреля в клубе Якобинцев ему устроили восторженную встречу и президент общества, а затем четырехлетний ребенок поднесли ему венки, Марат поднялся на трибуну и сказал: «Не будем заниматься венками, будем защищаться с одушевлением, оставим все эти ребячества и будем думать только о том, чтобы сокрушить наших врагов».
