Г. Бельская - Убийства в Доме Романовых и загадки Дома Романовых
Сам Николай Николаевич родился в России и был крещён по православному обряду. Как и Великий Князь Михаил Александрович, он окончил Михайловское Артиллерийское Училище и в дальнейшем проходил службу в одной из артиллерийских частей. Должность Личного Секретаря Великого Князя Н.Н. Джонсон занял в 1912 году.
И, надо признать, что секретарь из Джонни (так дружески называл его Великий Князь) получился замечательный, просто незаменимый. Николай Николаевич знал три языка, причем, по воспоминаниям современников, на английском говорил с акцентом и гораздо хуже самого Михаила Александровича, который говорил на нём столь безукоризненно, что вполне мог сойти за англичанина. Некоторые черты личности Джонсона мы можем представить по воспоминаниям, письмам, фрагменты которых приведены в самом полном исследовании супругов Кроуфорд «Михаил и Наталья». «Круглолицый, среднего роста, общительный и улыбчивый, Николай Николаевич был очень музыкален, собственно, они и с Михаилом так быстро сблизились благодаря любви к музыке. Известно, что великий князь в молодые годы с увлечением занимался композицией, написал неплохой вальс, арию, он хорошо играл на разных инструментах, предпочитая, однако, гитару. Джонсон часто аккомпанировал Михаилу на рояле».
Во всех делах Великого Князя Н.Н. Джонсон принимал самое живое участие, выполняя также самые щепетильные его поручения. А в его отсутствие, фактически на правах члена семьи, всегда находился рядом с Натальей Сергеевной, поддерживая её словом и делом в трудных ситуациях.
В дни Февральской смуты Н.Н. Джонсон также неразлучен с Михаилом Александровичем. В самые критические моменты быстро и без проволочек выполняет все его поручения, ставшие уже тогда историческими. 3 марта 1917 года, находясь вместе с Великим Князем на квартире Князя П.П. Путятина, он осуществляет его связь по телефону с юристом А. Матвеевым во время обсуждения деталей предстоящего Манифеста. И именно Н.Н. Джонсон 31 июля 1917 года убеждает Министра-Председателя А.Ф. Керенского разрешить Михаилу Александровичу увидеться со своим братом — экс-Императором, перед самой отправкой всей Царской Семьи в далёкую Сибирь.
А когда в дни так называемого «Корниловского мятежа» Великий Князь был подвергнут, по распоряжению А.Ф. Керенского, аресту, Н.Н. Джонсон трогательно и энергично опекал своего господина, у которого от перенесённых волнений открылась язва. Несколько раз он ездит в Петроград, в Штаб Петроградского военного Округа, и добивается, в конце концов, перевода Михаила Александровича под домашний арест, в квартиру его юриста Алексея Матвеева на Фонтанке. Помимо этого Н.Н. Джонсон вступает в контакт с Британским Посланником, сэром Джорджем Бьюкененом, благодаря ходатайствам которого Великий Князь был выпущен из под ареста. Однако принять «опального Великого Князя» правительство Великобритании всё-таки не решилось, чем в немалой степени оказалось виновно в его последующей гибели. Во время этих встреч Дж. Бьюкенен настоятельно рекомендовал Н.Н. Джонсону покинуть Россию, на что тот ответил: «Я не оставлю Великого Князя в такой тяжёлый момент».
Путь на ГолгофуСобираясь в пермскую ссылку, которая, как полагал Великий Князь, могла продлиться долго, он, помимо личного багажа, взял с собой большую сумму денег, много книг, аптечку и даже один из принадлежавших ему автомобилей — «Роллс-Ройс». А на все просьбы супруги Натальи Сергеевны, желавшей разделить участь своего супруга, отвечал категорическим отказом, ссылаясь на то, что сейчас их дети как никогда нуждаются в её присутствии.
На основании всё того же Постановления Пермь высылался бывший Начальник Гатчинского Жандармского Отделения по Балтийской Железной Дороге, полковник по Отдельному Корпусу Жандармов П.Л. Знамеровский (он отбыл в ссылку вместе с супругой) и делопроизводитель Гатчинского дворца А.М. Власов. А вместе с Великим Князем в добровольную ссылку отправился не только верный Н.Н. Джонсон, но и личный камердинер Великого Князя В.Ф. Челышев, и шофёр П.Я. Борунов.
Для охраны ссыльных в столь длительной дороге были назначены латышские стрелки, вероятнее всего из состава Комендантского взвода Петроградской ЧК: Квятковский, Менгель, Эглита, Лейнгарт, Элике, Гинберг и Шварц.
По пути в Пермь Н.Н. Джонсон каким-то образом узнал, что ему предписывалось в дальнейшем проживать с Михаилом Александровичем в раздельных городах. Посему он во время стоянки на станции «Шарья» отправил телеграмму на имя Председателя СНК Р.С.Ф.С.Р. В.И. Ульянова-Ленина, в которой просил не разлучать его с его со своим патроном:
«Постановлением Совнарком(а) по прибытии в Пермь меня распоряжением разлучают (с тем), у кого я (состою) секретарём; не прибыли еще даже (в) Вятку несмотря на четырехнедельное томительное путешествие, совершающееся при самых тяжелых условиях. Прошу вас и Совет (Народных Комиссаров) принять (во) внимание расстроенное его здоровье, усугубленное таким путешествием. (Прошу) телеграммой отменить состоявшееся Постановление о разлучении».
Точно с такой же просьбой, ввиду собственной «болезни и одиночества», Великий Князь обратился к Управляющему Делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевичу, на что последний дал своё согласие.
В связи с прибытием арестованных столь высокого ранга, накануне их приезда, на заседании Пермского Губисполкома от 17 марта 1918 года было принято решение:
«§ 4. Вопрос об аресте Романова и др.
[П о с т а н о в л е н о: ] заключить Романова в тюремную больницу, остальных в тюрьму на общий тюремный режим и информировать об этом Комиссариат внутренних дел».
Поэтому сразу же по прибытии в Пермь их обоих сразу же поместили в больничное отделение Пермской Губернской тюрьмы (в то время — Пермского Исправительного Дома). Поэтому Великий Князь вновь был вынужден обратиться к В.Д. Бонч-Бруевичу с телеграммой следующего содержания: «Сегодня двадцатого (марта) объявлено распоряжение местной власти немедленно водворить нас всех (в) одиночное заключение (в) пермскую тюремную больницу, вопреки заверению Урицкого о жительстве (в) Перми (на) свободе, но разлучно с Джонсоном, который телеграфировал Ленину, прося Совет (Народных Комиссаров) не разлучать (нас) ввиду моей болезни и одиночества. Ответа нет. Местная власть не имея никаких директив центральной (власти), затрудняется, как поступить. Настоятельно прошу незамедлительно дать таковые.
Михаил Романов».
