Юрий Дубинин - Дипломатическая быль. Записки посла во Франции
Наконец, были сформулированы обязательства перед лицом осложнения международного положения.
Было записано: «В случае возникновения ситуаций, создающих, по мнению одной из Сторон, угрозу миру, нарушение мира или вызывающих международную напряженность, правительства Советского Союза и Франции незамедлительно вступят в контакт между собой в целях достижения договоренностей по всем аспектам этих ситуаций, максимально возможной гармонизации своих позиций, достижения согласия в отношении тех мер, которые позволили бы улучшить положение или справиться с ситуацией и действовать совместно».
В договоре предусматривалось, что встречи на высшем уровне будут проводиться по меньшей мере один раз в год, а также всякий раз, когда в этом будет возникать необходимость, в частности путем осуществления неофициальных рабочих контактов.
Было условлено, что министры иностранных дел будут проводить консультации по мере необходимости и не менее, чем два раза в год.
Имелось в виду также проведение встреч между другими членами правительств и на уровне экспертов.
Раздел получился содержательным.
Требовалось также определить осевые политические линии такого взаимодействия, конкретизировать его содержание.
С точки зрения самого изложения относящегося к этому материала обсуждалось два варианта. Один — вынести на первый план проблемы глобальной безопасности и широкого международного сотрудничества Другой — начать с проблем взаимодействия в Европе и европейской безопасности.
Первый подход был характерен для большинства предшествовавших советско-французских документов. Заинтересованность в таком подходе в большей степени проявляла тогда Франция. Весомыми резонами в его пользу были принадлежность двух государств к клубу великих держав с участием на постоянной основе в Совете Безопасности, широкое участие в рассмотрении как глобальных, так и многих региональных проблем. У Парижа были в этом и соображения, связанные с борьбой за утверждение места и роли Франции в мировой политике, что находило понимание в Москве.
Вместе с тем именно французская сторона предложила на этот раз вынести на первый план в договоре европейскую тематику. Основным аргументом в обоснование было то, что именно в этой области взаимодействие двух стран приобретало подчеркнутую важность и актуальность и могло оказаться наиболее эффективным.
Мы были готовы к любому варианту и сочли вполне убедительными французские доводы, тем более что для нас, как говорилось выше, особенную актуальность приобретала именно европейская политика.
Работа по конкретизации основных направлений сотрудничества шла легко. В этом сказывалось стремление и Москвы, и Парижа способствовать трансформации Европы в сообщество права, демократии, сотрудничества. Были, в частности, выделены следующие направления объединения усилий:
— преодоление раскола Европейского континента на блоки;
— преобразование Европейского континента в мирную и солидарную Европу, наделенную постоянными механизмами безопасности и сотрудничества;
— подчеркнутая важность в достижении этих целей Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе;
— признание вклада, который могут внести в обеспечение безопасности и стабильности в Европе другие европейские организации. Сотрудничество с ними в этих целях;
— продвижение процесса сбалансированного сокращения обычных вооружений, содействие выработке новых мер доверия;
— содействие Франции развитию отношений между Советским Союзом и Европейскими Сообществами.
В договоре конкретизировались принципы создания единого для всей Европы сообщества.
Сотрудничество СССР и Франции в европейских делах стало стержнем проекта договора.
Вместе с тем при работе в Париже над проблемами безопасности возникли большие трудности. В наш проект было включено две статьи, текст которых с учетом того, что произошло вокруг них в дальнейшем, я привожу полностью.
«Если одна из Сторон, — говорилось в нашем проекте, — станет объектом нападения, другая Сторона не будет оказывать нападающему какой-либо помощи либо иного содействия и примет все меры к улаживанию конфликта с использованием механизма ООН и европейских структур безопасности».
Другая статья такого рода «СССР и Франция не будут допускать на своей территории военной или какой-либо иной деятельности, направленной на ущерб интересам безопасности другой Стороны или ее дестабилизацию».
Французская сторона с самого начала заняла негативную позицию в отношении этих предложений. В течение всей работы в Париже французские представители не шли дальше обсуждения этих статей в общем плане и на все предложения провести редакционную работу по этим статьям согласия не давали. Они подчеркивали, что данные положения создают для Франции столь значительные трудности, что в отношении них требуется разговор на уровне министров иностранных дел. Все наши заходы, нацеленные на то, чтобы, как говорится, взять карандаши в руку, результатов не дали. Ж. Бло говорил, что в Париже вряд ли смогут принять такого рода обязательства даже в измененной редакции. Высказывалось мнение о том, что ряд элементов этих статей если и подходит, скажем, для договора СССР и ФРГ, то чужд истории и специфике отношений Франции с нашей страной. Во французской точке зрения была правда, но для того, чтобы постараться вычленить из наших предложений то, что могло составить договоренность, свойственную советско-французским отношениям, требовалось начать работу по редактированию, а на нее партнеры не шли. В то же время мы знали, и об этом нам напоминали, что в Москве приведенными выше положениями дорожили.
Не оставалось сомнений, что ясность может быть внесена только на встрече министров иностранных дел в Нью-Йорке.
Другая сложность возникла при разработке проблематики разоружения. В отличие от положения дел с приведенными выше статьями работа над этим разделом велась очень интенсивно и конкретно.
Однако в наших позициях выявились глубокие разногласия. Суть их сводилась к тому, что мы исходили из концепции необходимости полной ликвидации ядерного оружия. Французская же сторона, базируясь на своей военной доктрине, не хотела отказываться от концепции минимального ядерного сдерживания, иными словами, от сохранения какого-то количества ядерного оружия. Исходя из этого в своих формулировках, наши партнеры по переговорам допускали лишь «снижение уровня ядерных вооружений до уровня, соответствующего концепции минимального ядерного сдерживания». Стремление найти компромисс было большим. Обе команды старались «выжать» все из имевшихся у них инструкций, как говорится, вытянуться в ниточку, чтобы договориться. Пускались в ход бесконечные количества словосочетаний, использовались предельно допустимые расхождения в переводе терминов и оборотов с одного языка на другой. Но время шло, а согласия достичь не удавалось. В самом конце сентября, уже после того, как наши министры вылетели в Нью-Йорк, Ж. Бло неофициально «подбросил» нам следующую формулировку: «Стороны признают стабилизирующую роль минимального ядерного сдерживания и подчеркивают важность поэтапного сокращения ядерных вооружений». При этом Ж. Бло пояснил, что этот текст должен быть предложен нами, а он будет стараться получить на него согласие («продать», как говорят в таком случае дипломаты) своему руководству.
