Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста - Сэндс Филипп
Информация, переданная епископом Худалом Карлу Хассу, уложилась во второй абзац письма:
Бывший генерал СС ВЕХТЕР, одно время бывший в войну губернатором Польши (КРАКОВ), как сообщают, проживает в Риме. У ВЕХТЕРА паспорт Международного Красного Креста на имя РЕЙНХАРДТ, Карл. ВЕХТЕР, он же РЕЙНХАРДТ, предположительно связался с сотрудником итальянской разведки и предложил свои услуги итальянцам. Согласно донесениям, ВЕХТЕР утверждал, что сколотил партизанские отряды в горных районах Австрии и Германии, способные в нужный момент начать партизанскую войну против коммунистических войск.
Хорст задумался над этими словами, перечитал письмо. Оно подтверждало результаты многолетних расследований — связь между Хассом, Лусидом, Худалом и Вехтером. Оно почти не оставляло сомнений, что епископ Худал незамедлительно донес о приезде Отто, а это значит, что американцы знали о его нахождении в Риме с момента приезда. Они знали даже его вымышленное имя — фамилию Рейнхардт. Ясно, что почти три месяца американцы не пытались задержать человека, обвиняемого в массовых убийствах. Ясно и то, что страх Отто перед американцами был напрасным. Они все время знали, где он находится.
Хорст ничего не сказал и никак не отреагировал на то, что Отто предлагал свои услуги итальянцам. Ему захотелось подвести итог.
«С вами и с моим отцом все более или менее завершено», — вот и все, что он сказал, причем довольно резко. У него был более крупный проект — реставрация замка, этому он и хотел себя посвятить и наделся на мою помощь.
На следующее утро мы завтракали рано. Готовясь к отъезду, я заметил маленькую цветную фотографию, раньше висевшую на стене в холле замка. На ней были запечатлены в 70-х годах шестеро детей Шарлотты и Отто, стоящие в ряд: слева направо это Линде, Хайде, Хорст, Трауте, Лизлотта и Отто. Одни еще живы, другие уже нет. Вместе они произвели на свет 23 внука и внучки Шарлотты и Отто, но лишь одна из них всех пожелала всерьез иметь дело со мной. Хорсту я этого не сказал.
Я сказал ему о другом: о том, что продвигаюсь через Австрию по следам его родителей. Это была правда. Но я умолчал, что в путешествии меня будут сопровождать Магдалена и ее муж. Умолчал потому, что дочь собиралась сама сказать об этом отцу, когда будет готова.
Путешествие с Магдаленой стало самым неожиданным следствием подкаста. Мы встречались дважды: сначала в зале «Перселл» пять лет назад, потом, через несколько месяцев, в Музее истории искусств в Вене, где вместе стояли перед «Битвой Масленицы и Поста» Брейгеля. Всего через несколько часов после трансляции завершающей части подкаста она впервые написала мне, хорошо продумав свое электронное письмо. Тему письма она обозначила как «Подкаст „Крысиная тропа“, мой отец Хорст, мои дед и бабушка».
«Я пишу вам в уверенности, что вы не скажете об этом моему отцу», написала Магдалена (позже она позволила мне воспроизвести нашу переписку). Она недавно вышла замуж и пыталась постичь семейное прошлое. Она неоднократно обращалась к психологам, некоторые ей помогли. «Я пришла к выводу, что мои дедушка и бабушка очень хорошо знали, что делали, и никогда об этом не сожалели».
«Для меня семейное наследие было и остается грузом, от которого я медленно освобождаюсь, — продолжала она. — Зная, что не виновата сама, я все еще ощущаю, в отличие от остальной своей семьи, семейную вину». Как и Хорст, она прослушала все части «Крысиной тропы». «Хочу вам сказать, что мне очень нравится, как это сделано. Я счастлива, что вы честно изобразили мою семью».
Позже в тот же день мы разговаривали по телефону. Ей хотелось увидеть материалы по подкасту, письма и звукозаписи — раньше она не знала об их существовании. Она предложила встретиться. Через пару недель мы встретились неподалеку от Хофбурга, где находился «Немецкий клуб» и где начинался Июльский путч; здесь, на Хельденплац, Шарлотта и Отто стояли рядом с Гитлером, здесь находился рабочий кабинет Отто. В здании мы вместе с Магдаленой и ее мужем Галибом спустились по широкой мраморной лестнице, внизу которой ее бабушка и дедушка договорились, что Отто вступит в должность статс-секретаря и войдет в новое нацистское правительство. То был ключевой момент, решение, изменившее жизнь их обоих, их детей и внуков. Короткий решающий момент, имевший длительное, трудное продолжение.
Мы поехали вместе в дом, приобретенный Шарлоттой, на холме в Клостернойбург Вейдлинге на окраине Вены. Дом находился в плачевном состоянии, зато вид остался по-прежнему прекрасным; обои в доме были такими старыми и выцветшими, как будто их клеила еще сама Шарлотта. На виллу «Мендл», стоящую посреди обширного сада, мы глазели через забор. По словам Магдалены, все же Хорст вернул не все: у него остался фарфоровый сервиз с этой виллы, который сохранила Шарлотта. Позже я предложу Хорсту вернуть и его, и он скажет, что так и сделает, если я сумею найти наследников владельцев. Я сумел.
Через полгода после посещения виллы «Мендл» я уехал из замка Хорста на вторую встречу с Магдаленой, в этот раз — в городке Мариапфарр в горном австрийском районе Лунгау. Там Отто встретился с Буко. Я миновал указатели поворотов на Мюрццушлаг и другие места со знакомыми именами, Райнгут и Ваграйн, Флахау и Малльнитц, где тайно встречались Шарлотта и Отто. Магдалена и Галиб ждали меня за большими деревянными дверями старинной церкви. Мы полюбовались фресками XVII века [840], узнали, что здесь Франц Грубер сочинил «Тихую ночь», и молча постояли у памятника жертвам двух войн, где не упомянуты зверства гестапо против местного населения. За обедом Магдалена напомнила, что она не только австрийка, но и новозеландка: она родилась там, когда туда приплыла «Регентаг», яхта Хундертвассера. «Художник стал моим крестным отцом», — сообщила она и восхитилась премьер-министром Новой Зеландии за ее слова и действия после недавнего нападения на мечеть в Крайстчерче, при котором погиб 51 молящийся.
В долине мы устремились к горам Высокий Тауэрн, по которым три года скитались Отто и Буко. Проехали через Санкт-Йохан-им-Понгау, где снова соединились ее дед и бабка, через Бад-Гаштейн с его уютными отелями, поднялись туда, откуда Шарлотта начала восхождение к Хагенер Хютте. Редкие туристы на тропе косились на Магдалену. «Такова жизнь мусульманки в Австрии, — сказала она, подразумевая свой хиджаб. — Представляете, что подумал бы мой дед?»
Оттуда был всего час на машине до Тумерсбаха, до дома, отнятого Вехтерами в апреле 1940 года у губернатора Рерля при содействии Эрнста Кальтенбруннера. Из этого средних размеров дома открывался чудесный вид на озеро Целлер. Пока мы стояли, любуясь резной фигурой Христа с датой «1931», к нам приблизился сосед.
«Мой дед был нацистом, он забрал этот дом во время войны», — сказала ему Магдалена с удивительной откровенностью. Дом по сей день принадлежит семье Рерлей, сообщил сосед и добавил, что ничего не знает о вехтеровской интерлюдии [841].
Мы остановились у замка Прилау, который Йозеф Вехтер хотел купить после Первой мировой войны. Ныне в нем шикарный отель с рестораном, собственность семьи Порше. На вебсайте рассказана история замка, но не говорится, что в нем проживал когда-то скульптор Йозеф Торак, с которым Шарлотта посещала птичий заказник.
В Целль-ам-Зее мы переночевали в отеле на склоне горы Шмиттенхёхе, рядом со станцией канатной дороги и с домом, где семья жила после Тумерсбаха, давно снесенным. За ужином мы разговорились с двумя парами из Израиля, удивленно взиравшими из-за соседнего столика на австрийскую мусульманку, которая сообщила им, что ее дедушка построил краковское гетто.
На следующее утро мы проделали часовой путь до Фибербрунна. Там мы посетили дом Шарлотты на горе, тоже с отменным видом, постояли под балконом ее комнаты. На нем были вырезаны ее инициалы — CHvW. Магдалена рассказала мне о своем решении сменить веру — акте бегства из тесных объятий «очень католической семьи». Мы попытались представить тот момент в январе 1974 года, когда останки Отто перевезли из этого дома с чудесными видами на ближнее кладбище Фибербрунна, где мы тоже потом побывали, чтобы молча постоять над пятым, последним, местом упокоения останков Отто. На надгробии было написано: Freiherr Otto and Freifrau Charlotte.
