Дэвид Годман - Воспоминания о Рамане Махарши. Встречи, приводящие к трансформации
Ничего из того, что приносили в ашрам, нельзя было выбрасывать, даже то, что было очевидно бесполезным. В этом Бхагаван был непреклонен. Подношение, сделанное с чувством религиозной преданности, было достоянием Аруначалы, и о нем необходимо было заботиться. Нельзя было даже выливать воду, в которой варилась горькая тыква. В нее добавляли соль и давали коровам. К счастью, коровы не могли сказать нам, что они об этом думают!
Однажды вечером одна деревенская женщина зашла по дороге в ашрам с вязанкой диких горьких трав для коз. Она оставила вязанку у колодца и вошла в холл, чтобы выразить свою преданность Бхагавану.
Бхагаван увидел травы и спросил: «Кто их там оставил? Отнесите их в кухню, добавьте кокоса и сделайте из этого пасту».
У нас душа ушла в пятки. Ужас от того, что нам предстоит съесть, в этот раз оказался сильнее, чем наша преданность. Мы позвали эту женщину и стали умолять ее поскорее исчезнуть вместе с этими опасными травами.
Когда простоквашу взбивают с водой, масло всплывает на поверхность. Если получается много масла, можно сделать много пахты. Поскольку ее нельзя есть, пока она не подкиснет, ее часто отдают бедным или передают в какую-нибудь организацию, которой она нужна. Однажды, когда мы делали масло, у нас получилось много кастрюль пахты, гораздо больше, чем все мы могли выпить за один-два дня. Бхагаван добавил соли и зеленый перец чили и сказал, что она будет хорошо храниться, если каждый день мешать эту смесь, чтобы в нее попадал воздух. Затем он дал подробные указания, как использовать эту пахту в качестве бульона для приготовления овощей, пока она не кончится. Мы делали так четыре дня, но даже после этого осталась лишняя пахта. Такое долгое хранение противоречило всем предписаниям, которым мы следовали в приготовлении пищи. Шантамма, отчаявшись, сделала из оставшейся пахты расам и отдала его без остатка работникам ашрама.
В тот день Бхагаван как бы между прочим поинтересовался: «Куда делась пахта?»
Никто не осмелился сказать ему правду. Конечно, он все уже знал, но пока ему не скажут, он вел себя так, будто ничего не ведает. Он не подавал виду, что читал наши мысли. Обычно мы могли видеть по его поведению, что он всегда знает, что происходит.
Вода, стекающая со статуи божества в храме, считается святой. Поскольку Бхагаван был нашим Богом, всё, что касалось его тела, было для нас священным. Вода, которой он мыл руки, ноги и все тело, остатки его еды, сам лист, служивший ему тарелкой, – все это было для нас священным. Он знал это и с невероятными ухищрениями делал так, чтобы все это не попадало нам в руки. Иногда он взрывался, но, как правило, это было молчаливое противостояние.
В самом начале всё делалось по-простому. После каждого приема пищи Бхагаван мыл руки над медным сосудом и оставлял свой лист, чтобы его выкинули. Он изменил свои привычки после того, как однажды во время трапезы у входа в столовую обнаружили девочку. Бхагаван спросил ее: «Чего ты ждешь?» Она наивно ответила: «Святую воду».
Так Бхагаван узнал, что воду, которой он мыл руки, люди забирали домой и почитали как святыню. В тот день Бхагаван взял свой лист, собственноручно выбросил в мусорный ящик и помыл руки над канавой.
Прабхавати Рани, желая избавить Бхагавана от этих хлопот, попросила у него разрешения убирать за ним в столовой. Но Бхагаван спросил ее: «Почему не за всеми? Почему со мной надо обращаться не так, как с другими?» Тогда она взяла на себя обязанность ежедневно убирать всю столовую, и Раджа Айер присоединился к ее обету. Однако со временем стало еще хуже, так как люди глупы и упрямы. Бхагавану приходилось мыть ноги над песком или камнями и следить за тем, чтобы вода, в которой он купался, без остатка ушла в землю. Он тщательно очищал свой лист-тарелку, а помощник, которому он доверял, тайком выбрасывал этот лист.
Бхагаван готов был вынести все что угодно, чтобы научить нас добродетелям, необходимым для поиска своей Самости. Наша жизнь в ашраме была школой йоги, и довольно тяжелой школой. Книжное знание ничего не значило для него. Имели значение лишь характер и подлинный духовный опыт.
Со временем он перестал работать на кухне, но его все еще можно было застать в столовой. Когда все уходили после еды, он оставался на своем месте, и мы могли собраться вокруг него, чтобы побеседовать и послушать его драгоценные слова. Он учил и наставлял нас, и мы забывали прошедшие годы и снова были счастливой семьей, как в былые времена.
Нужно было жить и работать с ним, чтобы знать, сколь великим учителем он был. Через мелочи обыденной жизни он учил нас веданте и в теории, и на практике. Он вел нас с абсолютной мудростью и бесконечной добротой. Мы менялись до самых основ нашего существа, даже не зная глубины и масштаба его влияния. Лишь сейчас, после стольких лет, мы можем видеть смысл приказов, запретов, замечаний и взрывов гнева, которые нам приходилось сносить. В то время мы мало что понимали и просто слушались, лишь потому, что чувствовали, что он – Бог. Даже это чувство мы испытывали лишь благодаря его милости: время от времени он разрешал нам видеть в нем того, кем он был на самом деле – Всевышнего, а не привычное для нас человеческое тело.
Мы были женщинами, простыми и необразованными. Наша любовь к нему – отражение его любви – привязала нас к его стопам и заставила остаться с ним навсегда. Ради него мы бросили свои дома, отказались от домашнего очага и от всех своих земных уз. Мы лишь знали, что с ним мы в безопасности, что каким-нибудь чудесным образом он приведет нас к нашей цели. Он сам был нашей целью, нашим настоящим домом. О большем мы не ведали и не заботились. Мы даже не сразу усвоили урок равенства между человеком и животным, который он так старательно преподавал нам. Для нас существовал только он один. Его сияющей формы хватало для нас. Тогда мы не знали, что этого недостаточно, что человеческая душа должна научиться охватывать всю Вселенную и осознавать присутствие Самости в каждом живом существе. Мы слишком концентрировались на нем и сопротивлялись, когда он заставлял нас включить в зону внимания другие проявления Самости, окружавшие нас. То, что он время от времени обращался с нами жестко, ставило нас в тупик и заставляло плакать. Теперь же мы видим, что это любовь страдала, как роженица, рождая новую жизнь.
Йоги упорно и подолгу практикуют самоконтроль, чтобы достичь состояния, в которое Бхагаван вводил нас, когда мы работали с ним на кухне. Он превращал мелкие повседневные задачи в дороги, ведущие к свету и блаженству. Мы испытывали экстаз, когда мололи, восторг – когда готовили, радость – когда подавали преданным иддли. Почему? Потому что, пока делали все это, пребывали в состоянии, в котором ум находится в Сердце. Наши сердца были с ним, в нем, и он был во всей работе, которую мы выполняли. Тот, кто не имеет подобного опыта, не знает, сколько блаженства может нести в себе человеческое сердце.
