Александр Шокин - Министр невероятной промышленности
К седьмому десятку лет жизни А.И. подошел бодрым человеком, приятным в общении, с широким кругом интересов. Где бы он не был в поездке, он старался выкроить время, чтобы познакомиться с местными достопримечательностями, и любил потом делиться своими новыми знаниями. Как-то мы были вместе в Ленинграде в конце шестидесятых годов и вечером пошли погулять по городу, благо световой день там длинный. Прогулка была незабываемой. Пожалуй, я впервые увидел этот город совсем по-другому — так много он мне нарассказывал.
А.И. вообще был замечательным рассказчиком. Многие из его устных рассказов приведены здесь, но к сожалению только по сюжетам, так как его манера рассказывать, интонации, а иногда и мимика непередаваемы. Многие сюжеты забылись, и если бы кто-то из слушавших их и прочитавший эту книгу что-то вспомнил еще, то автор был бы очень рад получить эти воспоминания для пополнения материалов об А.И.
Рассказы не ограничивались только воспоминаниями из собственной жизни. Детям и внукам он порой сочинял сказки, причем персонажи их и сюжеты с годами менялись. Мне доставляли огромное удовольствие его сказки про черта, дедку Репку и бабку Агапку и запорожских казаков. В основе его импровизаций с продолжениями лежали конечно же "Вечера на хуторе близь Диканьки" Гоголя, но я их по малости лет еще не читал, а когда лет в десять стал читать, то показались они мне скучными и неинтересными по сравнению с лихими приключениями героев А.И… Цикл рассказов для внуков шел уже с другим отрицательным героем — им стал колдун Дун-Дун.
А тогда в Ленинграде, рассказывая о городе, он вдруг сказал: "А ведь где-то здесь убили Распутина".
По-видимому дедуктивным методом он определил, что именно Дом учителя является бывшим особняком Феликса Юсупова. Мы вошли в здание, где гремела музыка — шел бал учителей. Его депутатский значок вызывал уважение и местным начальством нам было подтверждено, что да, здесь, вот тот самый "шестигранник", откуда Распутина провели в подвал вместо комнат и т. д…
Еще в детстве А.И. увлекся футболом — новой тогда, модной игрой — и частенько гонял с товарищами мяч во дворе или на плацу Чернышевских казарм. Повзрослев, стал ходить на расположенный неподалеку, на Калужской, стадион Замоскворецкого клуба спорта посмотреть на хозяев поля — лучшую в двадцатые годы московскую команду. Но однажды он увидел на поле игроков другой команды — братьев Старостиных с Красной Пресни — и был восхищен. Покоренный на всю жизнь их игрой А.И. в результате стал болельщиком московского "Спартака". Правда, на стадион в пятидесятые-шестидесятые годы не ходил, предпочитая смотреть игры дома по телевизору, благо такую возможность имел наверное с самой первой трансляции со стадиона.
Когда по телевидению стали показывать еще и хоккейные матчи, то поначалу интерес у А.И. они не вызвали, и сердце его оставалось с футболом. Я в детстве болельщиком не был, но, когда начал учиться в университете, поневоле заразился тогдашним увлечением молодежи хоккеем. Этому наверное способствовало еще и то, что С. Я. училась в школе в одном классе со знаменитым нападающим из тройки Боброва Евгением Бабичем. Я стал по наследству болельщиком "Спартака", начал ходить на игры во Дворец Спорта и постепенно приучил А.И. и к этой игре. Он тоже увлекся и даже стал ходить со мной на стадион, выхлопотав пропуск в ложу "А". Болельщиком он был страстным, но с рассудком, всегда осознавая, что это всего лишь игра. Как-то, находясь в больнице (Кремлевской), он рассказал мне при посещении, что накануне с одним из его больных коллег в результате просмотра матча случился инфаркт. С А.И. такого быть не могло, хотя при его горячности давление от болельщицких страстей могло и подняться.
Все его увлечения так или иначе были частью огромного стремления к новым знаниям, которое было характерно для А.И. на протяжении всей его жизни и с годами не только не уменьшалось, а скорее еще и увеличивалось, далеко выходя за чисто профессиональные рамки (с огромным интересом прочитал он, например, книгу В. Шкловского "Вселенная, жизнь, разум" сразу после ее выхода в шестидесятые годы). Основным источником пополнения знаний были научно-популярные журналы. Сначала это было "Знание-сила", какое-то время "Природа", затем к ним добавилась "Наука и жизнь", которую он прочитывал едва ли не от корки до корки. Еще позже для внуков он стал выписывать журнал "Квант" и переводной вариант американского Nature, но прочитывал их главным образом сам.
К этому надо добавить, что интенсивное чтение специальной литературы и ежедневных закрытых сборников ТАСС, рассылавшихся по списку, вовсе не исключало чтение художественной литературы. Ее А.И. тоже читал всегда много, и всех авторов перечислить невозможно. Предпочитал русскую литературу, хотя иногда читал и зарубежную классику и даже современных авторов. Многое было привито ему со школьных времен. Он любил, например, читать наизусть из "Евгения Онегина". При высказываниях жены или кого-либо еще о знакомых девушках или женщинах в подходящем месте мог процитировать:
Грустна, печальна, молчалива,
Как лань лесная боязлива… и т. д.
Любил Пушкина всего, так же как и Гоголя, и перечитывал. В домашней библиотеке были прекрасные издания их сочинений: Пушкина 1937 г. и дореволюционный однотомник Гоголя с прекрасными иллюстрациями, к сожалению украденные с дачи в Мурашках. Собирательство домашней библиотеки велось систематически и в ней были практически все подписные издания писателей русской классической литературы. И не просто были, а читались и перечитывались. Очень любил А.И. юмористические рассказы Чехова, предпочитая их его более серьезным произведениям, а тем более пьесам. Но вот Зощенко ему нравился не очень — он считал его пустым. Очень ценил язык прозы, поэтому любил читать Толстого, Горького, а с шестидесятых годов любимым его автором стал Бунин. Он приобретал по мере выхода все издания его собраний сочинений, находя все новые произведения. Высоко оценил он и язык Паустовского, прочитав по моему совету "Повесть о жизни". Мы читали по очереди приходившие тома подписного издания и обсуждали прочитанное. Мой юношеский восторг был несколько охлажден отношением А.И. к герою этого произведения (да и к автору) как к миросозерцателю с уклоном в безделье, но книга ему понравилась.
Еще одним любимым произведением стал прочитанный в "Новом мире" "Театральный роман" Булгакова. Здесь в восприятии А.И. переплелись и любовь к литературе, и любовь к театру и к хорошо узнаваемым персонажам этой книги. К "Мастеру и Маргарите" он отнесся без особого восторга, зато с удовольствием прочитал в конце шестидесятых самиздатовское "Собачье сердце", которое я принес ему от друзей-студентов. Выборочно читал он и современных авторов: от "Затоваренной бочкотары" Аксенова и книг Солженицына, включая запрещенные "Раковый корпус" и "В круге первом" до "Любови и ненависти" Шевцова… Нельзя сказать, чтобы он очень увлекался детективами, но в круг чтения они входили тоже. Фантастику не любил, возможно потому, что ему на работе хватало фантастических идей, которые нужно было воплощать в жизнь.
