Василий Шатилов - А до Берлина было так далеко...
Наступление началось успешно. Противник, почувствовав угрозу окружения, стал поспешно собирать в кулак наличные силы и с ходу бросать в бой против наступающих, но остановить нас не смог.
К исходу дня 232-й стрелковый полк соединился с 883-м стрелковым полком 253-й стрелковой дивизии. Подразделения очистили траншеи первой позиции от фашистов и заняли оборону фронтом на запад. Вклинившийся в наше расположение противник оказался в окружении.
Наступила ночь. Затихала стрельба с обеих сторон. Только изредка в небе распускался сумрачный желтый свет — взлетали ракеты, роняя искры над лесом. Мы выслали разведывательную группу на дорогу, идущую от Старой Руссы на Пенну. По нашим предположениям, резерв противника должен пройти только здесь. В три часа ночи командир разведгруппы лейтенант Новоселов по рации доложил:
— Колонна противника двигается по дороге на Пенну.
Захватил пленного унтер-офицера 5-й легкопехотной дивизии.
Нам все стало ясно. Дивизия спешит к образовавшемуся прорыву для развития успеха. Но она уже опоздала. Брешь захлопнули и подготовились к ее встрече.
С 5-й легкопехотной дивизией нам уже приходилось встречаться в бою. Создана она была в ноябре 1941 гола на базе переформированной 5-й пехотной дивизии на Западе, с февраля 1942 года — на нашем фронте. Пленные рассказывали, что командовал дивизией генерал-майор Тумм, умный и деятельный, коварный и необыкновенно жестокий к подчиненным и мирным жителям. Действует всегда внезапно, стараясь захватить противника врасплох. Дивизия подвижная и маневренная, состоит из двух полков.
Мы прикинули — дивизия может подойти и занять исходное положение для атаки к девяти-десяти часам утра.
Став с подходом 5-й пехотной дивизии сильнее двух наших дивизий, фашистское командование решило с ходу ввести это соединение в бой. Оно было настолько уверено в успехе, что не сочло даже нужным оставить резерв.
В 10.00 началась артиллерийская подготовка, которая проводилась на стыке 182-й и 253-й дивизий и продолжалась 30 минут. Как только замолчали пушки и минометы, появились фашистские танки, а за ними густые цепи пехоты в сопровождении штурмовых орудий. Казалось, прорвут гитлеровцы нашу оборону, смешают все на своем пути с землей. Но не так-то просто выбить нашего бойца из окопа тогда, когда дивизия подготовилась к встрече сильного врага. Ответный артиллерийско-минометный огонь прижал гитлеровскую пехоту к земле.
Меткий огонь артиллеристов бронебойными снарядами, отвага расчетов противотанковых ружей, ручные противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью стрелков и, наконец, огневые струи огнеметной роты остановили тапки и штурмовые орудия врага. За первой атакой последовала вторая и третья, но уже не такие сильные, они становились все слабее и слабее. Ни на одном участке 5-й пехотной дивизии не удалось вклиниться в полосу обороны, благодаря стойкости и упорству нашего бойца, умению и смелости командира.
Отбив атаки врага, наш резерв — сборный отряд Назаренко одновременно с таким же отрядом 253-й дивизии и во взаимодействии с полками дивизий перешли в решительное наступление на окруженную группу врага, двигаясь навстречу друг другу. Вначале вклинившиеся подразделения разрезали на части и до рассвета разгромили основную группу противника. Только на отдельных участках остались небольшие очаги сопротивления, но они без особого труда вскоре были ликвидированы.
Итак, 182-я стрелковая дивизия с приданными частями во взаимодействии с 253-й стрелковой дивизией уничтожили прорвавшиеся подразделения противника и восстановили утраченные позиции.
Потери врага были столь велики, что 5-я легкопехотная дивизия вынуждена была отказаться от наступления, она перешла к обороне на левом берегу реки Парусья, не оказав помощи окруженным.
Вместе с Я. П. Островским я проехал по местам наиболее ожесточенных боев. Земля здесь была изрыта снарядами и минами, повсюду валялись изуродованные танки, машины, тягачи, пушки и пулеметы. Побывали мы и на том одном квадратном километре, где бойцы батальона капитана Чабоненко из 232-го стрелкового полка вместе с артиллеристами 140-го отдельного противотанкового дивизиона и минерами 201-го саперного батальона стояли насмерть и не пропустили врага, когда он на стыке двух дивизий стремился прорваться к окруженным подразделениям и спасти их.
Тепло побеседовали мы с бойцами и командирами стрелковой роты. В подразделении осталось 43 чудо-богатыря. Противник переходил в атаку за атакой, дело доходило до штыкового боя, но фашисты не прошли. На командира роты набросилась девять пьяных фашистов, пытаясь взять его в плен, но всех их он уложил из своего автомата.
В это время подъехала еще одна легковая автомашина. Из нее вышел генерал-лейтенант Михаил Николаевич Шарохин — начальник штаба фронта. Я представился генералу, доложил обстановку. Внимательно выслушав меня, Михаил Николаевич рассказал, что сегодня один из пленных фашистских офицеров заявил на допросе в штабе фронта о том, что мы пленных расстреливали. По этому сигналу к нам он и приехал. Генерал, я и Островский пошли на место «преступления», на поле боя.
Шарохин остановился около пулеметчика. Рядом чернела громада сгоревшего немецкого танка.
— Как фамилия? — спросил генерал.
— Наводчик ефрейтор Лепешев.
— Не испугался танка?
Он посмотрел на генерала и ответил:
— Некогда было пугаться, да и Мусатов с ПТР рядом.
— Молодцы.
Выяснилось, что красноармеец Мусатов сразил танк врага из противотанкового ружья. Еще дым из ружья не рассеялся, появился второй танк. Он шел на полном ходу на станковый пулемет. Выстрел Мусатова — и из танка повалил черный масляный дым…
От пулеметчиков перешли к подбитому танку. Красноармеец Мусатов показал пробоину на броне. Недалеко от танка располагалась рота старшего лейтенанта Сомова, который рассказал:
— Фашисты врывались несколько раз в наши окопы. Мы отбивались гранатами, штыками, прикладами.
— А как вы отличали в темноте гитлеровцев от своих?
— По вещевым мешкам за плечами.
Рядом стоял младший сержант Данилов с забинтованной головой. Я давно был знаком с ним. Он отличался и раньше, и я вручал ему государственную награду. Данилов ничем внешне особенно не выделялся, но было в нем нечто такое, что, как магнит, притягивало к нему. Он умел убеждать людей.
К нему и обратился генерал:
— Как все произошло?
Данилов встал по стойке «смирно».
— Ночь была темная. Фашисты прыгали к нам в траншею, один из них прыгнул на мои плечи. Схватил за горло мертвой хваткой и душит. Я стиснул ему запястья и вывернул руки, он упал па дно траншеи, а я его оглушил гранатой. Мое отделение расправилось с гитлеровцами, четырех взяли в плен и отправили в штаб.
