Вадим Евсеев - Футбол без цензуры. Автобиография в записи Игоря Рабинера
Не думаю, что у той истории были какие-то подводные течения. Даже несмотря на то что в интервью сам Онопко на вопрос: «Есть ли в том чемпионате Европы какая-то тайна?» ответил: «Есть. И не только для меня». Ярцев – спартаковский человек, и Онопко он всегда уважал. Витя – он вообще бесконфликтный. Все упиралось в ту травму и неточную оценку степени ее серьезности.
А главная проблема заключалась в том, что Онопко был явным лидером той сборной, а его убрали – и место этого лидера в полной мере никто занять не смог. Ну никто больше не обладал таким авторитетом! Хотя в команде были очень сильные люди – и Мостовой, и Лоськов, которого вообще считаю сильнейшим футболистом из всех, с кем играл, и Овчинников, с которым мы в Виламоуре жили в одном домике, и Аленичев, только что выигравший Лигу чемпионов и забивший за «Порту» гол в финале. Я смотрел ту игру дома и, честно говоря, даже больше обрадовался не забитому мячу, а результативной передаче на Деку. Во-первых, она была гораздо эффектнее, чем гол. А во-вторых, то, что человек в такой ситуации отдал пас, а не пробил, дорогого стоит…
Думаю, кстати, что если бы в команде остался Онопко, может, он со своим авторитетом и смог бы убедить Ярцева не отчислять Мостового. Аленичева, который пытался это сделать, тоже все уважали, но Витя – тот вообще был глыбой. В глазах всех.
Слышал, для некоторых спартаковских болельщиков стало большим разочарованием то, что Онопко вошел в тренерский штаб ЦСКА, а потом во время встречи с армейскими болельщиками под их давлением поцеловал клубный шарф. Не склонен Витю за все это осуждать.
Если его не брали в штаб «Спартака», ему что, без работы сидеть следовало? Онопко – большая личность в футболе, и с какой стати он должен был отказываться от серьезного предложения, тем более что карьера игрока – это одно, а тренера – другое? Есть же поговорка: «Никогда не говори «никогда». При мне Овчинников говорил: никогда, мол, не уйду из «Локомотива». Свидетелем был не только я, но и еще многие. А через четыре месяца ушел в «Динамо».
Поэтому, в отличие от некоторых, ни от чего не зарекаюсь. Где окажусь нужен – там и буду работать. Хоть во время учебы в Высшей школе тренеров и травил тренера юношеской команды «красно-синих» Романа Христича, когда столетие ЦСКА праздновалось: «Определитесь, кто вы – лыжники или футболисты». А то ведь сто лет назад было основано Общество любителей лыжного спорта, которое почему-то считается предтечей армейцев…
Сейчас пляшу скорее от конкретных людей, чем от названий – даже если они мне дороги. Если клубом руководит нефутбольный человек, тяжело было бы работать и в «Спартаке», и в «Локомотиве». А Евгений Гинер – человек футбольный. Никогда с ним не работал, но не раз доводилось общаться.
Так что лучше работать у футбольного человека, пусть даже в клубе, болельщики которого относились к тебе с неприязнью, когда ты был игроком. У нас вообще очень мало по-настоящему футбольных президентов, и поэтому мне очень удивительно, что один из них, Филатов, столько лет уже не работает в футболе. Он-то хочет, но не зовут. И Николаич, будучи человеком обеспеченным, если уж пойдет, то только настоящим президентом, от которого все в клубе будет зависеть, а не номинальной фигурой.
А насчет того, что Онопко шарф поцеловал… Чтобы судить, надо оказаться в его шкуре. Значит, заставили, приперло. У меня в жизни так сложилось, что я никогда эмблемы и шарфы не целовал. Если целовать все, что придется, – губы сотрутся. Кто-то наколки в честь клуба делает, а потом к конкурентам переходит…
А в 2004-м ситуацию усугубило то, что, помимо Онопко, в Португалию из-за травмы мениска не поехал и второй наш основной центральный защитник – Сергей Игнашевич. То есть представьте, у сборной есть наигранная связка в центре обороны, что чрезвычайно важно, и вдруг команда оказывается вообще без нее. Из-за одного этого всех могло залихорадить.
Удивляюсь, когда слышу разговоры: как, мол, Ярцев мог в последний момент отцепить от поездки в Португалию Андрея Аршавина?! Но ведь Андрей тогда еще был далеко не тем Аршавиным, которым стал позже. Кержаков – тот да, хорошо выходил на замену еще на ЧМ-2002.
Георгий Саныч не игнорировал молодых – и Керж на Европу поехал, и Володя Быстров, и Саша Анюков. Все в итоге даже сыграли, причем Быстрова выпустили на замену с Португалией, и он здорово по флангу носился. А Аршавина даже по товарищеским матчам не помню. Это потом уже, в следующем году при Семине, он Германии на выезде в «товарняке» забил, сравнял счет на последней минуте.
В интервью годы спустя Аршавин рассказывал, что Ярцев разозлился на него за шутки на тренировках: мол, при Саныче лишнее слово сказал – и из команды мог вылететь. Во-первых, никаким деспотом Ярцев не был. Во-вторых, шутить, пожалуйста, шути, в том числе и на тренировках, – но нужно понимать, когда это уместно, а когда нет. Если ничего не получается – что шутить-то? Плюс к тому, к шуткам опытных игроков тренеры всегда относятся более лояльно, чем когда смеяться начинают молодые. Мол, в команде без году неделя – а уже хи-хи да ха-ха. А Андрей тогда в таком положении и находился.
В сборной постепенно шла смена поколений. К Евро, например, из обоймы выпал Андрюха Соломатин, хотя в отборочном цикле Ярцев его звал и однажды даже на поле выставил. Но, видимо, вот какая история поставила на нем крест.
На первый отборочный матч при Ярцеве, с Ирландией, Соломатина позвали, но он сломался и не приехал. А то была сложнейшая игра, от которой зависело все. Если бы мы в Дублине проиграли, то никуда бы уже точно не вышли.
Это была моя первая игра в основе сборной после матча с Андоррой в 1999 году. Прошло четыре с половиной года, я из мальчишки превратился во взрослого игрока. Но сразу вспомнил этот дублинский стадион, потому что моя первая игра за молодежку – вот совпадение! – прошла на нем же. В 2003-м ирландцы, вполне допускаю, были и посильнее нас, матч давался нам непросто. Но мы выдержали, сыграли вничью и в итоге выдавили их со второго места.
На следующий матч, дома со Швейцарией, Солому опять вызвали – и тут он уже приехал. Сказал, что готов. А когда его из-за травмы заменили минуте на 30-й, мы прямо на поле стали смеяться, потому что в «Локомотиве» с ним такое регулярно происходило. Он уверял, уверял тренеров, что с ним все в порядке – а еще до перерыва оказывалось, что играть не может.
Это же про него была замечательная история. «Локомотив» жил в Новогорске, пока в Баковке базу перестраивали, и готовился к финалу Кубка России 2000 года против ЦСКА. С утра зарядка, вечером игра, состав еще неизвестен. Череда деревьев, за ними стоят Семин и Эштреков.
