Хейнц Шрётер - Сталинград. Великая битва глазами военного корреспондента. 1942-1943
Сообщение о капитуляции вызвало в Генеральном штабе сухопутных войск сильное замешательство, хотя ни для кого это не было неожиданностью.
Казалось, Гитлер оставался равнодушным к ужасной судьбе 6-й армии, при этом причины, на которые он ссылался для объяснения того, почему все так произошло, были теми же самыми, что и в конце ноября прошлого года и четыре недели назад: жертва 6-й армии была необходима для того, чтобы можно было создать новый фронт, а снабжение армии по воздуху сорвалось из-за погоды, в частности из-за рано наступившей, суровой и беспощадной русской зимы. Это была сила свыше, судьба отвернулась от Германии, пути Всевышнего неисповедимы.
Во второй половине дня 2 февраля генерал-полковник Цейтцлер передал Гитлеру сообщение о падении северного котла. На это сообщение Гитлер сказал: «Я не могу поверить, что Паулюс сдался в плен. У него был выбор между жизнью и бессмертием, неужели он, находясь у порога своего бессмертия, отказался от этого? Не могу думать о том, что фельдмаршал выбрал жизнь. Но 6-я армия не умерла, Цейтцлер, позаботьтесь о том, чтобы немедленно были сформированы новые дивизии».
В 15 часов того же дня на рабочем столе в командном пункте фельдмаршала Мильха лежало донесение с борта самолета-разведчика:
«Донесение 1711, радиограмма 1913, 14.06:
В Сталинграде не наблюдаются никакие боевые действия».
Фельдмаршал был недоволен данным сообщением и отдал распоряжение о том, чтобы над территорией Сталинграда продолжали вести разведку. Был отдан также приказ послать в Сталинград десять самолетов для сброса груза снабжения и одновременно установить, остались ли еще какие-либо войска в обороне.
Восемь самолетов вернулись после выполнения данного задания и сообщили о результатах своих наблюдений: четыре самолета не заметили никаких движений на предполагаемом немецком фронте; пилоты двух самолетов не могли с уверенностью что-либо сообщить, экипажи двух других самолетов сбросили свой груз, так как вроде бы заметили с воздуха какое-то движение.
После этого фельдмаршал Мильх приказал вылететь еще шести самолетам. Результат был получен около 22.00, текст написан кратко и сухо:
«Противовоздушная оборона очень сильна, обнаружить котел с воздуха уже невозможно, равно как и определить, с какой стороны ведется артиллерийский огонь, с вражеской или с нашей. Со всех сторон через город тянутся части противника как на лошадях, так и на машинах. Кругом хаотично взлетают сигнальные ракеты разных цветов и систем».
С этого момента «Юнкерсы-52» в район Сталинграда уже не летали. Сообщение с борта разведчика, полученное в 14.06, и результаты разведки второй группы «юнкерсов» вечером были переданы в ставку фюрера.
Через час на карте ставки 4/Ост небольшой голубой кружок, обозначавший район сосредоточения промышленных объектов Сталинграда, был перечеркнут красным карандашом – тот самый небольшой голубой кружок, который когда-то вмещал в себя двадцать две дивизии с 364 тысячами немецких солдат.
Гитлер оказался прав, его слова, звучавшие в его политических речах словно фанфары, подтвердились полностью: «Никакая сила не заставит немецкого солдата уйти с земли, на которую он пришел».
Часы жизни 6-й армии остановились, их механизм рассыпался.
Гибель дивизий была обусловлена многими факторами, которые перемешались друг с другом: нехватка боеприпасов, холод, голод, военное превосходство противника, стратегия ставки фюрера и отношение командующего и начальника Генерального штаба к таким понятиям, как послушание, дисциплина и верность долгу.
2 февраля в 12.35 группа армий «Дон» получила одну-единственную радиограмму:
«Высота облаков – пять тысяч метров, видимость – двенадцать километров, на ясном небе – отдельные, небольшие облака, температура – минус 31 °C, над Сталинградом туман и красная дымка. Метеостанция передала последнее сообщение. Привет Родине».
ЭпилогОрудия смолкли, но смерть еще не закончила свое шествие. В подвалах, шахтах, в степи и лагерях она еще долго будет спутником многих товарищей, и перед лицом смерти все вещи на этой земле теряли свою значимость.
Сталинград, бывший еще вчера передним краем обороны, по прошествии ночи превратился в перевалочный пункт. Для одних здесь жизнь закончилась, для других начиналась новая жизнь – многого в этой жизни уже не будет, останется лишь то, что вечно.
По матушке Волге вновь скоро поплывут корабли, которым не будет грозить огонь артиллерийских орудий; разрушенный путь у вокзала в Гумраке скоро будет отремонтирован, светофор, расположенный в четырех сотнях метрах от вокзала, через некоторое время будет показывать «Путь свободен»; в оврагах, в которых раньше нередко спасались от ночного обстрела, наступила тишина и покой, в воронках от разорвавшихся бомб и снарядов растет трава, в ключах бьет чистая вода, куры знают, кто у них хозяин, люди в своих домах вновь будут готовить обед в печах и не вздрагивать, когда где-нибудь поблизости неожиданно прозвучит хлопок пастушьего кнута. Сотни тысяч воронок засыплют землей, утрамбуют, и весной на этой земле, может быть, будут играть дети. Паром под Лачанкой вновь будет перевозить через Волгу железнодорожные вагоны, завод «10 Октября» в ближайшее время получит новые конвейеры для производства танков, и недалек тот день, когда у купца Симоновича можно будет купить одежду и обувь. На стене универмага будет установлена мемориальная доска, на которой, может быть, будет написано: «В этом доме 31 января капитулировало командование фашистских оккупантов и сдалось в плен героической Красной армии».
Да, все изменится.
Те, кому удалось вырваться из сталинградского кольца и вернуться на родину, будут в своих мыслях и воспоминаниях часто возвращаться в то ужасное время и в минуты покоя, закрыв глаза, внутренне прислушиваться, чтобы услышать песню степей. Эта песня звучит нежно и звучно, как легкое колебание крылышек стрекозы или как слабый, нежный звук, который раздастся, если пальцем легко провести по гладко отшлифованному стеклу. Мелодия степи звучит сладко и маняще и одновременно печально. Слушая звуки этой мелодии, можно представить себе голубое небо и яркое солнце, а также тень от облаков и зарницу – все это похоже на музыку Моцарта, в которой благословенное голубое небо смеется над серебристыми аккордами до тех пор, пока порыв холодного ветра не поднимет с земли опавшие листья и не бросит их на ваши радостные столы.
Многим известна эта песнь степей: ее часто слушали днем, когда воздух над степными просторами был наполнен жужжащим и мерцающим зноем, ее слушали в вечерние часы, когда в воздухе исполняли свою головокружительную пляску мириады комаров, в последние дни октября, когда над степью бушевали осенние ураганы, и когда в неподвижные и безмолвные зимние ночи до людей доносились тихие напевы смерти, и когда в бледном свете луны бродили черные тени волков, ее слушали и позже, когда уже ничего не двигалось, кроме легких снежинок, круживших над полями, окутанными смертельной тишиной.
