Александр Бондаренко - Подлинная история «Майора Вихря»
21 апреля 1945 года был подписан Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между СССР и Польской Республикой. В этом документе, в частности, было сказано:
«Статья 2. Высокие Договаривающиеся Стороны, уверенные в том, что интересы безопасности и процветания советского и польского народов требуют сохранения и усиления в период и после окончания войны прочной и постоянной дружбы, будут укреплять дружеское сотрудничество между обеими странами в соответствии с принципами взаимного уважения к их независимости и суверенитету, а также невмешательства во внутренние дела другого государства.
Статья 3. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются и по окончании настоящей войны с Германией предпринимать совместно все меры, находящиеся в их распоряжении, для устранения любой угрозы повторения агрессии со стороны Германии или какого-либо другого государства, которое объединилось бы с Германией непосредственно или в какой-либо иной форме.
Для достижения этой цели Высокие Договаривающиеся Стороны будут участвовать в духе самого искреннего сотрудничества во всех международных действиях, направленных к тому, чтобы обеспечить мир и безопасность народов, и будут полностью вносить свой вклад вдело осуществления этих высоких целей».[328]
Именно на этих самых принципах отношения между двумя нашими странами строились на протяжении более чем сорока последующих лет.
* * *Недавно мы наткнулись на газетные рассуждения одного польского историка, убеждённо (но не убедительно!) доказывающего, что, мол, Ботян, которого он на польский манер называет Боцяном, не мог быть «спасителем Кракова», так как склад в Новом Сонче был взорван 18 января 1945 года, а советские войска вошли в город 19-го.
Как видно, историк этот не понимает разницы между баталиями на шахматной доске, столь любимыми Алексеем Николаевичем, и реальными боями. Ведь если первые заканчиваются признанием поражения, то вторые могут продолжаться и после «объявления мата».
И вот тут-то мы, наконец, вспомним логику Юлиана Семёнова, фразу из придуманного им «документа»: «впустить в город войска противника и уже потом похоронить Краков со всеми находящимися там войсками».
В день 19 января 1945 года в Краков вошли авангарды, передовые подразделения советских войск. Конечно, можно было бы обдать их с порога «холодным душем», да только эффективность такой «встречи» была бы крайне невелика! Гитлеровское командование прекрасно понимало, что большой и неразрушенный (что особенно важно!) город и его ближайшие окрестности неизбежно станут местом хотя бы короткого отдыха наступающих войск, которых с каждым днём будет становиться здесь всё больше и больше. Что в начале двадцатых чисел в городе обязательно окажутся и непременно задержатся штабы 1-го Украинского фронта, 59, 60 и 2-й воздушной армий, а также штабы многих корпусов, дивизий, бригад и полков. О том, что они пришли, и даже о том, когда собираются уходить, своевременно сообщила бы находящаяся в Кракове агентура. И вот тогда, когда этого никто бы не ждал, только тогда высоко в горах должен был прогреметь взрыв, разрушающий Рожновскую плотину!
Не будем живописать картину удара чудовищной волны, сметающей краковские дворцы, дома и памятники, старинные крепостные стены, костёлы, а также боевую технику и людей, гибель штабов и войск, и то, как многочисленные немецкие и польские «фаустники» дружно расстреливают советские танки и грузовики, в панике удирающие прочь от города…
В том же газетном интервью польского историка мы прочитали следующие строки:
«Боцян, знающий польский язык и ориентирующийся в местных условиях, активно в этом участвовал.[329] Поэтому летом 1945 года подполье, борющееся за независимость, пыталось ликвидировать его как одного из наиболее опасных энкавэдэшников в Новом Сонче. Долгое время считалось, что это удалось. Лишь в последние годы стало известно, что Боцян не только уцелел, но и — переброшенный в своё время в Москву — жив до сих пор…»
Как видно, очень плохо работало аковское подполье! Нам известно, что Алексей Николаевич возвратился в Москву ещё 20 мая 1945 года.
А ведь, наверное, кого-то они вместо него летом грохнули, раз «считалось, что это удалось…». Или просто наврали?
* * *И самое последнее к этой теме.
Алексей Николаевич не раз повторял, что в Кракове и его окрестностях он, во-первых, действовал в составе оперативной группы, то есть вместе со своими боевыми товарищами, и что, во-вторых, таких групп и отрядов в районе древнего города было немало. Чаще всего они не только не имели между собой связи, но и не знали о существовании друг друга.
Вот что говорит по этому поводу генерал-майор Юрий Иванович Дроздов, легендарный начальник советской нелегальной разведки в 1979–1991 годах: «То, что тогда получалось какое-то негласное соревнование между группами военной разведки, ГРУ, и теми, которые у нас, — это вполне естественно. Для того чтобы выполнить задание, иногда нужно было создавать какую-то дополнительную ячейку, может быть даже две-три, чтобы хоть какая-то из них добралась до цели. Если вспоминать историю, то из всех разведывательно-диверсионных групп, которые в годы войны забрасывались на территорию противника, в общей сложности погибло больше половины. Некоторые погибали в ходе проведения своих операций, а некоторые, наверное, в результате проникновения туда немцев, потому что лжепартизанские отряды немцы создавали удивительно интересно… Удивительно интересно!»
Пожалуй, наиболее известной среди находившихся в районе Кракова групп оказалась разведывательная группа «Голос», которая действовала по заданию разведотдела штаба 1-го Украинского фронта. Руководил этой группой Евгений Степанович Березняк, ставший впоследствии «главным прототипом» того собирательного образа, который писатель Юлиан Семёнов нарёк «Майором «Вихрем».
Это он — оперативный псевдоним «Голос», имевший тогда, кстати, звание рядового, и его радистка Елизавета Вологодская — оперативный псевдоним «Комар» — оказались, как описал Семёнов, в гестапо и потому, после их возвращения из-за линии фронта, долго проверялись контрразведкой Смерш. Удивляться не приходится: уж если разведчиков перевербовывают в мирное время, в самых «цивилизованных» странах, то что говорить о тех экстремальных обстоятельствах, когда жизнь человеческая стоила ничтожно мало? Не проверять зафронтовых разведчиков — тем более побывавших в руках спецслужб противника — было нельзя. Этим, по отношению к собственным разведчикам, занимались все, без исключения, контрразведки.