Лина Войтоловская - Мемуары и рассказы
В тот год осенью Павлик должен был пойти в первый класс. В семье готовились к этому торжественному событию, но все по-разному.
Лидия и Алексей занимались покупками самой добротной формы, самого практически долговечного ранца, самых ярких считалок и самописок. Лидия, не любившая никакой домашней, женской работы, однако на всем, что было приобретено для школы, написала имя и фамилию будущего первоклассника, не преминув напомнить ему, что все стоит денег и надо тщательно беречь вещи.
А Наталья Ивановна подолгу гуляла с внуком по Москве, рассказывала о своей школе, о любимых учителях, о дружбе с соучениками, вспоминала веселые школьные происшествия и озорные проделки. Павлик любил эти прогулки – никаких поучений, весело и спокойно, да еще перепадет пара-другая эскимо…
Задолго до первого сентября Лидия стала поговаривать о том, что ребенку необходима отдельная комнатка, место для занятий, и вообще – до каких пор можно жить друг у друга на голове?
Наталья Ивановна еще не понимала, куда она клонит, но каждый такой разговор вызывал в ней все более нараставшую тревогу. Она слишком хорошо знала характер своей невестки – ведь та никогда ничего не делает и не говорит без точной цели – извлечь выгоду.
И вот, наконец, все стало ясно: как-то поздним вечером, когда Павлик уже спал, муж и жена, так же как и семь лет назад, явились в закуток к Наталье Ивановне. Лидия тотчас заговорила решительно и категорично:
– Ну, вот что, Наталья Ивановна, если вы не хотите понимать намеков, я выложу все начистоту.
И снова, как семь лет назад, увидев выражение лица Алексея, Наталья Ивановна остро пожалела его. И еще что-то примешалось к жалости. Кажется, это был стыд…
– Слушаю вас, – тихо сказала Наталья Ивановна.
– Пора подумать о сыне и внуке! Ну, я вам безразлична, но… Так дальше жить невозможно! Мы задыхаемся! Ребенок идет учиться… Кроме места ему еще нужно спокойствие и тишина в доме!
– Какой же выход вы предлагаете?
– Да самый простой – вам переехать в Дом ветеранов труда!.. Я все узнала: лучший тот, что в Покровском. Далековато, правда, – сто сорок от Москвы, но зато прекрасные условия, медицинский уход, никаких забот; кстати, воздух там прекрасный, дом стоит прямо в лесу, близко речка. Словом, отдыхайте и наслаждайтесь жизнью!
Тяжелое молчание, воцарившееся после этих слов, на минуту смутило Лидию. Но не в ее натуре было менять свои решения! Она тут же оправилась и продолжала бодро:
– Поезда ходят часто, если вы захотите повидаться, в любое время можете приехать. Да и Алексей будет, конечно, вас навещать… Может, когда-нибудь захватит и Павлика…
Молчание становилось все плотнее, почти ощутимо давило на плечи Натальи Ивановны и Алексея.
– Я записала его в школе сразу на продленный день. Вас ведь не будет, мы целый день на работе, зачем ему болтаться одному? – продолжала Лидия. Она понимала, что говорить всего этого не следует, но все больше раздражаясь молчанием свекрови, уже не могла сдерживаться.
А Наталья Ивановна думала с горечью:
«Ясно, я ей больше не нужна… балласт в доме…»
Однажды невестка уже преподнесла свою версию ее судьбы как окончательную, обжалованию не подлежащую. Сегодня было то же.
– Вы не беспокойтесь, Наталья Ивановна, с оформлением все обстоит очень просто – вам надо будет только написать два заявления: одно в собес, другое в домоуправление о переводе комнаты на имя Алексея. Задержки не будет, я всюду уже договорилась.
Наталья Ивановна изо всех сил старалась сдержаться, не показать, как все это для нее мучительно. Продолжала молчать, боясь выдать волнение. И внезапно, пришла ей в голову спасительная мысль, на секунду отодвинув обиду:
«А может, это вовсе не так уж плохо? По крайней мере, не буду ее ни видеть, ни слышать… если не захочу. А я, клянусь, не захочу!»
Эта мысль почти успокоила ее.
– Хорошо. Я согласна, – сказала Наталья Ивановна.
– Вот и чудненько! – тот час облегченно отозвалась Лидия. – Завтра же возьму отгул, отнесу заявления, соберу кое-какие ваши вещи…
Как ни старалась Наталья Ивановна убедить себя, что все не так уж плохо, голос все-таки дрогнул…
Действительно, всё произошло настолько быстро, что Наталья Ивановна даже как следует погоревать не успела – через три дня она уже получила свой «вид на жительство» и в тот же день растерянная и подавленная, выехала в Покровское. Сын проводил ее, молча дождался, пока она оформляла документы, помог ей водвориться на новом месте, поцеловал и уехал.
Наталья Ивановна с удивлением оглянулась – все было не так плохо, как она себе представляла. Ей повезло – поместили ее, правда, в очень маленькой, но отдельной комнате. Стояла здесь деревянная кровать с пружинным матрацем, небольшой письменный стол, еще столик для еды и к радости и удивлению новой жилицы – на свободной стене, подле окошка были укреплены две висячие книжные полки. Темновато – у самого окна росла старая, ветвистая липа, – однако всё же светлее, чем в ее домашнем углу…
Так начался новый, и как она понимала, последний этап ее жизни.
Сын приезжал к ней редко. Может быть, поэтому от посещения к посещению заметнее было, как он старел, опускался. С болью Наталья Ивановна отмечала – он все больше замыкался, мрачнел; откровенно проскучав с нею часок, опять надолго уезжал. На ее тревожные вопросы – что с ним, он только равнодушно пожимал плечами. О школьных делах Павлика скучно говорил: «Нормально».
О Лидии она никогда его не спрашивала, инстинктивно чувствуя, что в доме неладно. Тем сильнее беспокоилась она о внуке; Алексей иногда привозил его с собой, но разговора с внуком не получалось – мешало присутствие отца.
Став постарше, Павлик приезжал уже один. И в нем Наталья Ивановна заметила какую-то недобрую перемену. Расспрашивать не хотела, захочет, сам расскажет, что его гнетет. Но внук молчал, и она тревожилась еще больше. Сама же она в своем бывшем доме не бывала. В первые годы не тянуло, жизнь переломилась, а возвращаться к прошлому не хотела: тяжело и не к чему.
А теперь стали болеть ноги, о поездке нечего было и думать: каждые сто шагов она вынуждена была останавливаться, пережидая, пока пройдет боль; да, собственно, и не боль даже, а какое-то странное томление в ногах. Сосуды, – говорили врачи. Может быть. Но она-то знала, что это просто старость…
Павлик учился средне, хотя весной перешел в восьмой только с тремя тройками. Летом, он как всегда уехал на все лето в пионерлагерь, по возвращении пару раз был у нее, но с октября ни сын, ни внук к ней не приезжали. Зима в этом году была тяжелая – то морозы под сорок, то таяло и под ногами хлюпал и растекался верхний снежный слой; под ним оставались окаменевшие ледяные бугры, и добраться к ней со станции было почти невозможно.
