Джон Винер - Вместе! Джон Леннон и его время
Они с энтузиазмом рассказывали о новом альбоме и дали мне прослушать какие-то куски. Они то и дело обращались ко мне: «Ну, как тебе это? А это совсем новая вещь!» Я впервые услышал тогда песню «Женщина - что черномазый в этом мире» и понял, насколько же изменился политический климат в стране со времен 60-х годов. Я тогда подумал: «Это уже очень серьезно. Они ничего не боятся». Я был поражен, насколько они, оказывается, были преданы своим идеалам, в которые так искренне верили».
За шесть лет работы в Лос-Анджелесе Минц подготовил на радио и телевидении не одно блестящее интервью со многими знаменитостями. Среди его гостей в разное время были главные герои 60-х: Мик Джеггер, Тимоти Лири, Р.Д. Лэинг, Джек Николсон, Донован, Сальвадор Дали, Джоан Баэз и - Джон и Йоко. «В последнюю передачу с ними, - вспоминал Минц, - я включил несколько песен из альбома «Однажды в Нью-Йорке». Мне в студию сразу же позвонил директор программы, чтобы обсудить, как он выразился, «план будущей работы станции». Когда наш телефонный разговор подошел к концу, я попросил: «Позвольте мне только попрощаться со слушателями». Он разрешил. Напоследок я прокрутил в передаче «Власть - народу!».
Из Оджая Джон с Йоко уехали в Сан-Франциско. Там они позвонили Крейгу Пайесу в редакцию журнала «Сандэнс» и предложили встретиться. «Кстати, - спросила Йоко, - не знаешь ли ты кого-нибудь, кто занимается здесь акупунктурой?» «Я сказал ей, - вспоминал Пайес, - что знаю одного, кто делает это подпольно: дело в том, что тогда иглоукалывание было запрещено. Она попросила привести этого человека к ним в гостиницу.
Я позвонил доктору Хонгу - это был старый китаец лет шестидесяти пяти, он занимался акупунктурой в Сан-Матео. Он, конечно, и слыхом не слыхивал ни о Джоне и Йоко, ни о «Битлз». Я только сказал ему: «Это знаменитые певцы». Старик плохо понимал по-английски. Он согласился прийти и осмотреть их, решив, что я сказал: «сенаторы».
По словам Джона, они решили обратиться к акупунктуристу, чтобы избавиться от пристрастия к метадону. Джон признался мне, что они принимали одно время героин, но «метадон - это смерть! Тебе надо бы, - говорит, - написать об этом в своем журнале. Мы слезли с героина за три дня, но вот уже пять месяцев никак не можем завязать с метадоном». Я начал было уговаривать его самого написать статью, но он отказался…
Как я потом узнал, они надеялись, что акупунктура поможет Йоко забеременеть. Они очень хотели иметь ребенка, но ничего у них не получалось. Потом один из учеников доктора Хонга поинтересовался у него, из-за чего у Джона с Йоко нет детей, и тот ответил: «Секс и наркотики».
Обсудив метадон, мы начали спорить о «новых левых». Джон говорил не закрывая рта. Но это была не та политическая дискуссия, которые я привык вести в Сан-Франциско с местными марксистами. Он, например, говорил мне: «Я бы вот что сделал: собрал бы Никсона, Киссинджера и всех прочих в одной комнате да и взорвал бы их». Естественно, он не собирался их убивать, но он был очень зол на них. Для него это был самый простой и быстрый способ спасти мир. Я возразил: «Террористический акт, вроде того, что ты предлагаешь, - это поступок одиночки, который лишает возможности людей участвовать в политической жизни».
Еще он хотел обсудить со мной, не являются ли Джерри и Эбби агентами ЦРУ. Я сказал: «Я их хорошо знаю и уверен, что нет. А почему ты спрашиваешь?» Он ответил, что какой-то его знакомый из Чикаго, сопоставив многие факты, пришел к такому выводу. Сам Джон в этом не был уверен, но и не исключал такой возможности.
Еще мы говорили о двух вариантах строчек в его «Революции» - «можешь меня включить» и «можешь меня исключить». Я у него тогда спросил: «Ну, так как же - вычеркивать тебя или включать?» А он: «Я и сам не знаю». По-моему, это была просто отговорка».
Джона очень волновала судьба альбома «Однажды в Нью-Йорке». Первые отклики мало обнадеживали. По радио песни из альбома не звучали. Фирма грамзаписи, выпустившая пластинку, ее не рекламировала.
Джон и Йоко выехали из гостиницы и отправились в китайский квартал Сан-Матео, поселившись в крошечном доме доктора Хонга. Они хотели продолжить сеансы акупунктуры. Поп-звезды пробыли там неделю и спали на кушетке в столовой.
В этой же столовой располагался и рабочий кабинет доктора Хонга с коллекцией травяных настоек и журнальным столиком, где лежали номера «Блэк белт», «Дзюдо» и «Пекин ревю» - официального теоретического журнала китайских коммунистов. В те дни, когда Хонг не принимал пациентов, он проводил занятия по кун-фу - как он уверял, в полицейском управлении Сан-Матео. «Самая удивительная история, - вспоминает Пайес, - связана с женой Хонга. В начале 50-х годов Хонг работал в Ливерпуле портовым грузчиком. И миссис Хонг была уверена, что Джон - незаконнорожденный сын ее мужа: уж очень они оказались похожи друг на друга!»
В Сан-Франциско Джон и Йоко встретились и с Полом Красснером - Йоко познакомилась с ним раньше, еще в начале 60-х годов. Он был одним из первых йиппи и с 1958 года выпускал журнал «Реалист» - радикально-политической направленности и полупристойного юмора. За полтора месяца до этого стало известно об «уотергейтском взломе», но «операция прикрытия» Никсона протекала пока очень эффективно. Однако Красснер сразу же уловил смысл происшествия в «Уотергейте» и решил посвятить этому очередной номер «Реалиста». Он уже имел гранки статьи известного эксперта по политическим заговорам Мэй Брасселл. «Но у меня не было средств на выпуск журнала. Надо было дать задаток пять тысяч наличными - и я ума не мог приложить, где бы их достать.
Я вернулся из типографии домой, и тут мне позвонила Йоко. Они с Джоном только что появились в Сан-Франциско и предложили встретиться за ленчем. Я дал прочитать гранки статьи Мэй Брасселл. Как оказалось, ее описание методов и целей правительства в этой тайной операции в точности соответствовало тому, что произошло с ними. Я признался им, что у меня нет денег на издание журнала. Долго убеждать их мне не пришлось. Мы зашли в Токийский банк, и они сняли для меня со счета пять тысяч. Помню, когда журнал был отпечатан, я так растрогался, что позвонил Джону в Нью-Йорк и сказал ему: «Ну, теперь я могу умереть счастливым». Он только и бросил: «Да перестань!» Джон был скромный парень. Он осознавал силу своего влияния, но не воспринимал свою персону так же серьезно, как дело, которому он себя посвятил».
Статья Мэй Брасселл в августовском номере «Реалиста» за 1972 год прорвала информационную блокаду «уотергейтского взлома» как раз в то время, когда пресса удовольствовалась заявлением Никсона, будто «никто из сотрудников Белого дома, никто из членов администрации не был замешан в этом весьма странном инциденте». Статья в «Реалисте» появилась за два месяца до того, как материалы Вудварда и Бернстайна в «Вашингтон пост» произвели сенсацию. Брасселл точно идентифицировала взлом штаб-квартиры демократической партии как составную часть широкой преступной кампании против недругов Никсона. Она связала воедино информацию о связи уотергейтских взломщиков с ЦРУ, слова жены Джона Митчелла о «грязных штучках» администрации и просочившиеся в прессу сообщения о том, что предвыборная стратегия Никсона предусматривала использование провокаторов, которым вменялось изображать радикалов, пытающихся сорвать национальный съезд республиканской партии. Джон, наверное, должен был понять, что попытки Никсона депортировать его из страны тоже являлись составной частью этой широкомасштабной кампании.
