Анатолий Воронин - Второй пояс. (Откровения советника)
Секретарь провинциального комитета НДПА Ошна ничего существенного на этот раз не сказал, но своим выступлением он как бы подытожил все, о чем говорили предыдущие ораторы.
С этого дня едва ли не в обязательном порядке запрещалась бесцельная стрельба в городе и бесконтрольные обстрелы «зеленки». В исключительных случаях, когда «духи» предпринимали попытки нападения на посты безопасности, разрешалось открывать ответный огонь. Правда только после того, как этот вопрос будет согласован с генералом Ацеком.
Уже со следующей недели разворачивалась широкомасштабная агитационная работа, направленная на привлечение руководителей племен к процессу примирения.
Руководителям всех силовых ведомств вменялось в обязанность ужесточение контроля над расходованием боеприпасов во всех строевых подразделениях. При проведении зачисток и засадных мероприятий должно было учитываться мнение других ведомств.
Короче говоря: миру — мир, войне — пиписька.
Да уж. Весело вам, господа хорошие, совсем скоро будет жить, если вся эта «галиматья», которую вы тут наговорили, найдет свое отражение в реальной действительности.
Губернатор Сахраи за все время заседания Совета не проронил ни слова, и только в самом конце робко выразил свое согласие со всеми предыдущими выступавшими и предложил чаще использовать старейшин племен в сложном переговорном процессе.
Откровенно говоря, я в тот день так и не понял, чего ради потерял целых три часа своего рабочего времени, если все мы — советники, находившиеся на том совещании, выступали в роли обыкновенных «статистов», без права высказывать собственное мнение.
Стало быть, дела в Афганистане уже ближайшем будущем будут обстоять не совсем хорошо. Даже совсем не хорошо.
А через пару дней наступил Международный женский день — восьмое марта.
Это был обычный, ничем не выделяющийся день. С утра немного поморосил дождь, но часам к десяти сероватые облака разбежались в разные стороны, словно неуправляемое стадо баранов, и с неба засветило яркое кандагарское солнце. От испарения влаги стало неимоверно душно и, спасаясь от этой невыносимой духоты, я забился в самую дальнюю комнату нашей «мушаверской».
За последние дни приходилось заниматься всяческой писаниной, разрабатывая многочисленные планы мероприятий, оформляя всевозможные справки и отчеты о проделанной работе, перепроверяя всевозможные ведомости и отчеты аж сразу четырех своих подсоветных. Обычная рутинная работа советника, и никуда от нее не деться.
Примерно за час до окончания работы в комнату вошел Мир Акай. Как-то загадочно улыбаясь, он взял меня за руку и произнес:
— Завязывай-ка ты с этой бюрократией. Завтра будет время — докончишь. У меня для тебя есть небольшой сюрприз. Собирайся — поехали.
Интересно, что это за сюрприз приготовил мне командующий в этот день?
На «Ландкрузере» командующего мы поехали по дороге, ведущей в шестой район. Проехав недостроенное шестиэтажное здание, на втором этаже которого размещалась студия кандагарского телевидения, машина свернула влево и въехала в какой-то двор.
Посреди двора стояло массивное одноэтажное здание, с узкими и высокими окнами. По всему было видно, что это был не жилой дом, а какое-то административное здание. Вон и сарбоз с автоматом стоит у входной двери — часовой.
Мы вошли внутрь здания, и я сразу же ощутил приятную прохладу.
За дверьми оказался длинный коридор. Точно такие же характерные сводчатые потолки, что и у всех остальных зданий Кандагара, в которых мне приходилось бывать. Справа по всей длине коридора были окна, а слева — однообразные двери с какими-то табличками.
«Школа», — мгновенно пронеслось у меня в голове.
— Мы находимся в женской средней школе, — словно прочитав мои мысли, тихо сказал Мир Акай. — Правда, в ней сейчас всего два класса: младший и старший. Но ничего не поделаешь — война. Родители не хотят отдавать своих детей на учебу. Боятся, что моджахеды взорвут школу и дети погибнут. Исламский комитет мождахедов неоднократно расклеивал листовки на стенах школы с угрозами в адрес учителей и учеников. Потому-то сейчас в школе учится не более тридцати учениц. В основном это дети, родители которых занимают ответственные посты во властных структурах провинции.
— Если так, то почему же тогда школу охраняет всего-навсего один часовой? — поинтересовался я.
— Как один? — Мир Акай удивленно посмотрел на меня. — А-а, это ты наверно имеешь в виду того часового, что стоял у входной двери?
Я утвердительно кивнул.
Мир Акай усмехнулся в свои пышные усы и, аккуратно взяв меня за локоть, подвел к ближайшему окну, через которое я увидел, как по двору школы дефилируют два вооруженных сарбоза. Когда мы заходили во двор, я их не видел. Видимо они в тот момент находились на противоположной стороне двора.
— И это все? А почему в самом помещении школы нет охраны? — не унимался я.
— Еще два солдата сейчас находятся на крыше здания, — пояснил Мир Акай. — Там у них оборудованы огневые точки, откуда они могут отражать нападение моджахедов на школу. А в самой школе охраны не должно быть вообще, поскольку школа-то — женская.
— Не знал, что так серьезно у вас школы охраняют, — подытожил я. — Раньше на это как-то и внимания не обращал.
— А что теперь делать, — согласился со мной командующий. — Если бы ты знал, чьи дети учатся в этой школе, наверное, то же самое предпринял. А мне лишняя головная боль совсем не нужна. Ты бы видел, на каких машинах, и с какой охраной эти «школьницы» сюда приезжают по утрам и уезжают по домам в обед.
— Сейчас вроде бы еще нет обеда, а школьниц что-то нигде не видно.
— Так ведь сегодня же женский праздник, — удивился моей некомпетентности Мир Акай, — потому они и не учатся. А привез я тебя сюда не для того, чтобы показать учащихся. Сейчас все поймешь.
В этот момент мы подошли к концу коридора, где он под прямым углом сворачивал влево.
Вывернув из-за угла, мы оказались в аналогичном коридоре, в котором вдоль стены рядами были установлены стулья. По четыре стула в каждом ряду.
Мама моя родная!
На стульях, спиной к нам, сидели женщины! Человек пятьдесят настоящих афганских женщин без «целомудренных мешков» на головах.
Возраста эти дамы были всякого. Как говорится в таких случаях — на любой вкус, от пятнадцати до пятидесяти.
Ближе всего к нам, в самом последнем ряду сидели совсем молоденькие девушки, которым до совершеннолетия еще — расти и расти. Они первыми заметили нас и замерли от неожиданности. Ну как же, посторонние мужчины лицезреют сейчас их неприкрытые физиономии, что в этой стране категорически запрещено шариатскими правилами. Одна девушка инстинктивно дернулась, пытаясь натянуть на свою голову чадру, лежащую у нее на коленях, но в этот момент нас заметила женщина, которая, как я понял, была самой главной «ханумкой» на этом «девичнике».
