Валерий Сафонов - Не Сволочи, или Дети-разведчики в тылу врага
— Герр Шмитке добрый человек. Он дарит тебе шапку. Надевай…
Военнопленный быстро схватил шапочку и попытался натянуть ее на голову, но, как ни старался, ничего у него не получалось. Шапочка прикрывала лишь макушку. Солдаты… хохотали. К военнопленному подскочили полицейские, но и с их помощью шапка не натягивалась. Один из них ударил 1128-го номера в нос кулаком, другой саданул так его по макушке, что он потерял сознание. Тут же притащили ведро с водой и вылили на военнопленного. Он поднялся на ноги, мокрый, с окровавленным носом и детской шапочкой в руках. Улыбающийся Шмитке, обращаясь к военнопленным, с пафосом произнес:
— Впредь я советую всем беречь вещи, принадлежащие великому Рейху. За их утерю у нас только одна мера наказания — расстрел. Но я сегодня добрый.
Он махнул рукой, и солдат, стоявший около военнопленного, вернулся к смеющимся охранникам. А обер-лейтенант продолжал:
— Сегодня мы не будем расстреливать этого военнопленного, хотя расстрел он заслужил. Но…
Он поднял пален, артистически прошелся по трибуне и сказал:
— Но нельзя и оставить эту провинность без наказания. Поэтому я назначаю ему 25 ударов резиновой плетью. Это заставит 1128-го беречь вещи великой Германии. Как, солдаты, правильное мое решение?
Солдаты хором весело ответили:
— Герр обер-лейтенант, военнопленный получил по заслугам. Вы, как всегда, правы.
Шмитке в знак благодарности кивнул им головой, затем постучал пальцем по стеклу часов и сказал:
— Русские свиньи, вы украли у великого Рейха один час 52 минуты рабочего времени. Вы все — саботажники, поэтому будете работать без обеда и не до 20 часов, как обычно, а до 21 часа. А теперь слушайте внимательно.
Военнопленные подняли головы что придумал еще их истязатель. А обер-лейтенант продолжал:
— К станции, на место работы, вы всегда двигаетесь как черепахи, на полтора километра тратите 30 минут. Сегодня придется… — Он усмехнулся и, довольный собой, весело произнес: — Заняться зарядкой с бегом. Ведь бегали вы в Красной Армии, были у вас кроссы, различные соревнования. Вот и сегодня на полтора километра вам дается 15 минут. Отстающие будут пристреливаться на месте как саботажники. Ты, слышишь, Дитрих, что я сказал? Пристреливать на месте всех отстающих.
Начальник охраны фельдфебель Дитрих прищелкнул каблуками и промолвил только одно слово:
— Яволь (хорошо).
Этот молодой немногословный фашист знал свое дело — спуску военнопленным не давал, а надо будет, он перестреляет почти всю колонну, но в отведенное ему время уложится.
Полтора километра за 15 минут? Если смотреть с сегодняшнего дня, то этот путь легко преодолеет любой здоровой человек. В Любаньском лагере находились раненые, больные, калеки, истощенные непосильным трудом люди, поэтому преодолеть полтора километра за это время многим из них было явно не по силам. И вот они выстроились к «кроссу смерти», ожидая команду Щеголя. Тот весело отдал указание в отношении 1128-го номера: приговор должны были исполнить дежурные блоковые полицейские. Всем стало ясно, что этот военнопленный уже обречен. Лагерные псы в живых этого бедолагу не оставят.
Повар Кузьмич и его новое дело
Вот заскрежетали ворота, залаяли, подравнивая строй военнопленных, свирепые овчарки, раздались крики воспитателей и блоковых, и первая рота рванулась через ворота лагеря. Ее сопровождали четыре охранника с автоматами в руках. Это они должны были добивать отстающих «бегунов» на среднюю дистанцию.
Здесь, недалеко от ворот лагеря, Петя и увидел военнопленных. Их подгоняли нагайками полицейские и свирепые овчарки. Новые друзья Пети, мальчики Гена и Юра, бросили несколько кусков хлеба в центр строя. Однако никто из военнопленных даже не попытался его поймать. Куски упали на землю и были растоптаны деревянными башмаками военнопленных. Все это было очень непонятным. Тут сбоку бежавший военнопленный отрицательно покрутил головой: мол, не бросайте напрасно хлеб, никто поднимать его не будет. Этот довольно энергичный, худой человек показался Пете очень знакомым. Шея его была обмотана застиранными бинтами. Где-то совсем недавно мальчик его видел. Но где?.. — терзался Петя.
А первая рота, бряцая деревянными колодками, стройными рядами по четыре человека бежала к своей цели. Петя видел, как по знаку этого военнопленного больные и калеки на ходу были рассредоточены так, что между более или менее двумя здоровыми людьми оказывался ослабленный человек. Каждый из них был под опекой таких военнопленных. Больные и калеки, кто раскинув руки на плечах товарищей, кто подхваченный друзьями под руки или поясницу, кто подталкиваемый в спину, бежали… на удивление гитлеровцев. Бежали без потерь. А сзади уже трижды раздавались автоматные очереди. На трех военнопленных в лагере стало еще меньше. А до места работы оставалось еще метров восемьсот.
Гена с Юрой несколько отстали, а Петя обогнал колонну и затаился в высоких кустах. Отсюда открывался отличный обзор шоссе, и он решил, что из кустов как следует рассмотрит знакомого военнопленного. Ждать ему пришлось совсем недолго: скоро послышался лай овчарок и стук деревяшек о камни, и вот перед мальчиком показалась первая рота изможденных и оборванных бегущих людей.
Петя спрятался за широкую березу и стал из-за кустов наблюдать за военнопленными. Они бежали в пяти метрах от его укрытия: потные, тяжело дышащие. В шестом ряду он увидел человека с забинтованной шеей, который поддерживал за плечи необыкновенно тощего, высокого военнопленного. Петя долго смотрел на этого человека, и он узнал его. Это был Кузьмич. Повар 1-й роты 1-го батальона 2-го отдельного танкового полка. Мальчик сразу вспомнил его наваристую гречневую кашу с мясом. Да, это был он — необыкновенно исхудавший, но все с такими же веселыми глазами. Чувствовалось, что и в тяжелейших условиях плена он остался жизнерадостным и энергичным человеком. «Эх, Кузьмич!.. Кузьмич… Как же ты, дорогой, оказался в плену?» — подумал разведчик.
С котомкой за плечами Петя рванулся за колонной. Он решил держаться бывшего повара. А за спиной мальчика почти одновременно раздались две автоматные очереди: не стало еще двоих военнопленных. Команда фельдфебеля Дитриха строго выполняла приказ обер-лейтенанта.
Но вот наконец станция Любань. Тяжело дышащая, еле стоявшая на ногах колонна по команде Дитриха остановилась и тут же разделилась на две части. Одна часть под крики охранников, свист нагаек и лай сторожевых собак бегом отправилась к колонне крытых автомашин. Прикладами и пинками военнопленных загнал и в кузова машин, и они сразу тронулись по шоссе на север от станции.
