Ефрем Филофейский - Моя жизнь со Старцем Иосифом
— Прости, Старче, я больше не могу. Что мне делать?
— А, ну тогда сегодня вечером давай поедим, — ответил он мне». [131]
* * *
Старец Иосиф и отец Арсений жили в великом нестяжании не только ради подвига самоотречения, но прежде всего чтобы ничто не отвлекало их от внутренней молитвы. Ибо ограниченность в вещах и довольство малым помогают подвижнику оставаться беспопечительным, неразвлеченным и сосредоточенным. Их имущество было настолько ничего не стоящим и ничтожным, что они никогда не испытывали трудностей в своих частых переездах. Старец до конца дней сознательно жил в такой бедности, что, когда он преставился, не оказалось ничего на что-либо годного, что мы могли бы унаследовать. Только из благоговения мы оставили себе несколько мелочей.
К вещам общины Старец относился с очень большой бережливостью. Основываясь как на Священном Писании, так и на Святых Отцах, он учил нас, насколько необходима бережливость, чтобы не потерять нам благословение Божие. Поэтому, когда он случайно ронял немного пшеницы, или сухарь, или что-то еще незначительное, он всегда наклонялся, чтобы это поднять, даже в старости, когда ему было трудно из-за болезни. Он нам говорил: «Любое пренебрежение к какой-нибудь вещи, пусть и самой малой, вменяется в расточительность. Я знаю, что наш покровитель, честной Иоанн Предтеча, которому посвящена наша церковка, заботится о нас, чтобы обеспечить нас всеми благами. Ибо я видел много раз, как он бросает в нашу ограду многое из того, что нам необходимо. И я получил извещение, что он нам подает это, потому что мы стараемся не расточительствовать».
И Старец никогда не боялся давать так много милостыни, что у него самого ничего не оставалось, зная из опыта, что честной Предтеча позаботится вновь дать ему то, в чем он нуждается.
Для них было очень естественным иметь такое доверие к своему покровителю. Отец Арсений нам рассказывал, что однажды, когда они подвизались на вершине Афона и начали голодать, им явился честной Предтеча и дал хлеб из собственных рук.
* * *
Всю жизнь Старец проливал реки слез. Однажды, когда он сидел в пустыне в одиночестве и, как обычно, плакал, он услышал шаги. Шел какой-то путник, и Старец хотел сдержать слезы. Он постарался прервать рыдания, но у него ничего не получилось, ибо слезы бежали так сильно, словно он был смертельно ранен.
Основываясь на собственном опыте, Старец говорил: «Сколько вы будете подвизаться в безмолвии и недерзновенном образе поведения, столько и слезы будут вас посещать». И еще он нам говорил: «Иисусова молитва с болью рождает печаль. Печаль приносит слезы. Слезы, в свою очередь, рождают более чистую молитву. Ибо слезы, как миро благоуханное, смывают грязь, и душа очищается».
* * *
Особо отличало Старца то, что он не только хранил, но и взращивал свою неповторимую подвижническую ревность с начала и до конца жизни. Он подчеркивал значение первоначальной ревности и для нас: «Если мы ее не можем взрастить, то по крайней мере не будем ее умалять. Ибо отсюда видно преуспеяние. Но чтобы преуспеть в ревности, мы должны наблюдать за своим поведением и замечать изменения, которые всегда случаются со всеми».
Старец начал свой подвиг с очень большой ревностью. Такая ревность — редкое явление в нашем поколении и является исключением. Промысл Божий устраивает, чтобы в каждом поколении находились такие герои, дабы и мы могли прочно стоять на своих ногах. Они не вводят ничего нового, они хранят то же самое Предание Церкви. Конечно, можно читать о том, что было «во время оно». Но если не видеть при этом, как Предание исполняется, то может наступить разочарование. Ведь в наши дни произошли огромные перемены, все изменилось, и нас постоянно волнуют вопросы: разве возможно сегодня исполнение Евангелия? Разве возможно, чтобы Божии обетования исполнились на современных людях? И Промысл устраивает, чтобы появлялись такие исполины, такие герои, которые удостоверяют, что действительно и тогда, и теперь, и завтра наш Иисус — Тот же самый, истинный (ср.: Евр. 13:8).
Небесные состояния
В то время Старец Иосиф предпринял и подвиг затворничества. На протяжении целого года он не выходил из крошечной келейки, темной, как гроб, и настолько тесной, что в ней можно было задохнуться. Раз в несколько дней отец Арсений подходил к келлии и через окошко давал Старцу сухари.
Позднее Старец объяснил, что такой подвиг он предпринял из-за сильного посещения благодати, которого сподобился в это время. Ум его затворялся в сердце, и ощущал большую сладость и блаженство. Блаженство было таким, что слезы текли сами собой. Случалось даже, что он не чувствовал, в теле он или вне тела. [132] Единственное, что он чувствовал в сердце, — это Иисусову молитву.
Чтобы не потерять это состояние, он решил получше оградить себя. Поэтому и затворился в своей тесной келейке. Он оставался закрытым в ней много дней подряд, даже не проветривая ее. Однажды ночью, приоткрыв окошко, чтобы подышать, Старец вдохнул свежего воздуха, потерял сознание и выпал из окна. Но подвига своего он, конечно, не оставил.
* * *
В скиту Святого Василия Старец испытал много разнообразных чудесных состояний. Когда мы стали его послушниками, он иногда открывал нам кое-что из пережитого, чтобы воодушевить нас в подвиге.
О многих вещах мне рассказывал Старец. Он мне рассказывал о Божественном свете, но мой духовный возраст был мал. Мы ощущаем благодать в соответствии с нашей мерой. Мера Старца была такова, что куда нам до нее! Некоторые, говорят, что монашество ничего не дает людям. Для живущих в миру людей невозможно принять озарение Святого Духа, для этого необходимы безмолвие и келлия.
Много раз он нам рассказывал вещи, которых мы не понимали, ибо не достигли соответствующей степени. Часто после своего бдения, утром или в полночь, Старец нам говорил: «Сегодня было свидание со Святой Троицей». Что он подразумевал под этими словами, мы не понимали, потому что не имели соответствующей меры. Можно понять только то, что соответствует твоей мере. Мы только видели, что он чрезвычайно радовался. Он силился сдержать себя, но иногда от большой радости говорил: «Сегодня произошла встреча со Святой Троицей».
* * *
Старец не хотел становиться иеромонахом, чтобы не иметь забот с чредой служения в скиту и иметь возможность, не отвлекаясь, предаваться молитве. Он хотел быть безмолвником. У него не было препятствий к священству, в миру он жил очень целомудренно. Он и отец Арсений были не просто чисты, они были святы, но, однако, священнического сана избегали. Они говорили: «Если мы станем священниками, все нам будут говорить: приходи в эту каливу послужить, иди в тот скит. Так мы не сможем придерживаться нашего устава — значит, это нам не нужно. Найдем какого-нибудь батюшку, который будет нам служить литургию, чтобы мы могли причащаться».
