Мэй Пэнг - Любить Джона: Нерассказанная история
Мне неприятно признавать это, но Джон был как ребенок. Он не хотел признавать тот факт, что не все, что ему нужно, может быть исполнено, и он вернулся в ту среду, в которой все, что ему нужно, будет делаться за него. У меня было подозрение, что со временем его жить будет становиться все проще и проще. Это было ужасно, но Джон чувствовал себя спокойней, если его жизнь, по большей части, была, как у ребенка.
Я закрыла книги, вновь осознав, что не мне противостоять импульсивности Джона и не мне тягаться по части стратегии с Йоко.
Оставалась еще одна вещь, которую я хотела сделать. После обеда я встретилась с одной своей подругой, говорившей по — испански, и мы вдвоем сходили в «ботанику» — магазин лекарственных трав, — чтобы выяснить значение «подарка» Йоко. Моя подруга показала тот флакон женщине за прилавком. Та открыла его, понюхала, зажмурилась и быстро закрыла. Потом она что — то сказала по — испански.
«Ты должна это выбросить прямо сейчас, — перевела моя подруга. — А то тебе будет плохо!»
«Что это?» — спросила я.
Мне сказали, что мои «духи» были смесью из серы, корня лука и чилийского порошка.
«Она говорит, что тот, кто дал это тебе, должен здорово тебя ненавидеть», — перевела моя подруга.
«Спроси ее, какая жидкость пахнет розой», — сказала я.
Мне сказали, что комбинация из розы, жасмина, гардении и лимонного масла дает жидкость, которую эта женщина назвала «Иди ко мне». Она может быть использована для усиления сексуального возбуждения.
«Это невероятно мощное средство», — перевела моя подруга.
* * *Вернувшись домой, я сразу же вылила подарок Йоко в унитаз. Через несколько минут позвонил Джон.
«Как ты?» — спросил он.
«Прекрасно, как и следовало ожидать, Джон.»
«С тобой в самом деле все в порядке?»
«Нет, на самом деле со мной не все в порядке.»
«Я позвоню тебе попозже.»
В тот день он позвонил еще четыре раза. Во время последнего короткого разговора он попросил меня придти в «Рекорд Плант» — закончить работу над «Рок — Н-Роллом».
Я была очень смущена. Джон так хотел, чтобы я продолжала работать, и, не смотря на все, что я знала, я хотела быть с Джоном и работать с ним. Единственное, что я твердо усвоила, это сколько бы ты не учился, сколько бы ты не узнавал, ты можешь по — прежнему ничего не знать.
Когда на следующий день я пришла в «Рекорд Плант», Джон заулыбался. Он подбежал и начал целовать меня, а потом вдруг замер. Казалось, что он слышит в себе голос, говоривший ему остановиться. Он постоял одно — два мгновения, борясь с собой, а потом снова поцеловал меня.
Теперь в моей жизни были два Джона. Первый был со мной очень заботлив и ласков. На протяжении двух месяцев мы два — три раза в неделю работали вместе, после чего шли ко мне и занимались любовью. Как только мы кончали появлялся другой Джон — чрезвычайно нервный. Он вскакивал, быстро принимал душ и одевался, а потом, снова надушившись розовыми духами, говорил «До встречи» и уходил.
Я понимала, что Джон, что бы Йоко ни говорила ему, не хотел, чтобы она знала, что он все еще встречается со мной.
Этот второй Джон был ужасен. Через несколько дней после нашего официального разрыва, когда мы лежали в постели, он повернулся ко мне и сказал: «Мы с Йоко хотим объявить через прессу, что мы снова вместе.»
Он посмотрел на меня, ожидая моей реакции, как обычно он ждал моего мнения о том, как смикширована вещь или каков макет конверта пластинки. Я не могла поверить в то, что он действительно ждет моего одобрения его заявления в прессе, и молчала. Но он, волнуясь, смотрел на меня и ждал ответа.
«По — моему, это прекрасно», — сказала я наконец.
«Хорошо.» Он улыбнулся, довольный моим положительным отношением.
Его нечуткость поразила меня. Будучи сам таким чувствительным и ранимым, он отказывался понимать, как меня мог ранить подобный разговор. Этот материал появился в «Ньюсуике» через несколько дней.
В начале следующей недели мне потребовалось согласовать с Джоном дату выхода в свет рекламной копии «Рок — Н-Ролла», прежде чем оформить авторские права, и я позвонила ему в «Дакоту».
К телефону подошел тот, другой Джон. «Никогда не звони сюда больше!» — закричал он. — Да что это с тобой такое?» После этого он бросил трубку.
Ближе к середине недели другой Джон позвонил и сказал, что придет с ассистентом Йоко, Джоном Хендриксом, который поможет ему переехать. Джон уже забрал всю свою одежду, и я не представляла, что еще ему могло потребоваться. Когда он пришел, я спросила: «Джон, что еще ты собираешься забрать?»
«Я не собираюсь забирать мебель, — сказал он очень нервно, — пока ты не найдешь себе другую квартиру. Ты можешь оставаться здесь сколько захочешь», — добавил он быстро. Он не предложил мне помочь подыскать квартиру, ему не пришло в голову и то, что, поскольку у меня не было денег, я не могла никуда переехать вовсе. Казалось, он забыл, что я отказалась от своей старой квартиры — той, которая была мне по карману, — по его настоянию. Джон сказал Хендриксу, что, как только я перееду, он отправит грузчиков перевезти его пианино, проигрыватель и письменный стол обратно в «Дакоту».
Джон отправился в спальню. Он вытащил кожаные штаны, которые купил мне. «Они мне подходят. Я их возьму.» Он передал их Хендриксу. Затем он прошелся по комнате, разыскивая другую мою одежду, которая могла бы подойти ему, и которую он мог бы забрать, однако он ничего не нашел. Потом он направился к комоду и начал рассматривать футболки; мы договорились делить их поровну между нами. Он передал Хендриксу то, что ему приглянулось. Когда он закончил, он отправил Хендрикса обратно в «Дакоту».
«Я дам тебе немного денег», — сказал он мне, после того как Хендрикс удалился. Он взглянул на меня умоляюще, ожидая, что я сама попрошу у него денег. Я знала его достаточно хорошо, я знала, что он чувствует, насколько расстраивает и нервирует меня обсуждение с ним денежной проблемы. Он знал меня очень хорошо, он знал, что для меня важно было оставаться честной в этом вопросе. Для меня было просто невозможно просить у него денег.
«Ты же знаешь, что я не могу просить у тебя денег. Я просто не могу», — сказала я ему.
Я думала, что Джон скажет: «Мы значили много друг для друга. Я знаю, что тебе трудно. Я хотел бы немного облегчить твою жизнь за то, что ты отдала мне восемнадцать месяцев своей жизни, ведь я возвращаюсь в «Дакоту», а тебе придется начать все сначала. Это только честно с моей стороны помочь тебе. Мы всегда будем друзьями, так почему бы мне не сделать твою жизнь немного легче…» Однако Джон не хотел ничего делать для меня. Он вел себя так, словно это было очень важно для него — сделать для меня как можно меньше. Джон не хотел ничего для меня сделать просто для того, чтобы доказать самому себе, что я жила с ним не потому, что он — Джон Леннон, а потому что действительно любила его. Только это его и волновало. Я вынуждена была принять тот факт, что человек, с которым я легла в постель в этот день, был человеком, относившимся ко мне во многом просто ужасно. Этот второй Джон хотел спать со мной, хотя его не волновало, казалось, то, что я могу оказаться на улице.
