Кристоф Рехаге - Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой
– Я не идиот!
Человек в костюме перебивает его:
– Нет, ты идиот! Почему ты не работаешь, как все остальные? Как давно ты таскаешь за собой тележку и живешь на то, что тебе подают другие люди? Ты бесполезен. И ты идиот!
– Я не идиот! – Учитель Се смотрит на меня, ища поддержки. Он выглядит сильно задетым и взволнованным.
Я присаживаюсь рядом с ним на скамейку и заявляю человеку в костюме:
– Мой учитель не идиот.
Мужчина пару секунд смотрит на меня удивленно, потом он показывает пальцем на учителя Се:
– Он лишь ходит туда-сюда и ничего не делает.
– Ну и что? Я делаю то же самое.
Похоже, это сбило его с толку:
– Ты что, тоже бродишь пешком?
– Да.
– Но ты журналист или что-то вроде!
– Ага, конечно, все иностранцы обязательно должны быть журналистами!
– А зачем тебе камеры?
– Я люблю фотографировать.
– Но этот, – человек в костюме выдвигает веский довод, – этот-то не фотографирует, он только бродит вокруг. Он обуза для общества!
– Учитель Се – философ! Ты вообще не понимаешь, как тебе повезло, что ты повстречал такого человека. Он делает доклады в университетах и имеет поклонников по всему миру!
Мужчина ошеломленно смотрит на учителя Се, но я еще не закончил:
– Знаешь, в чем твоя проблема? Ты просто еще недостаточно богат! Для тебя важно иметь дом и машину. А у поклонников учителя Се все это уже есть. Поэтому они могут его оценить.
Мужчина пытается что-то сказать, но видно, что он сдается.
– Может быть, твой ребенок когда-нибудь попадет в хороший университет, – продолжаю я наступление, – и он объяснит тебе, кого ты здесь повстречал.
Он стоит молча. Мне его почти жалко.
– Что-нибудь еще? – деловито осведомляюсь я.
Когда мужчина исчезает, учитель Се зажигает сигарету и делает глубокую затяжку.
– Поклонники по всему миру? – переспрашивает он иронически.
– Ну да. Читатели моего блога от тебя в восторге.
– А, – отмахивается он, – ведь во мне нет ничего интересного. – При этом он довольно улыбается.
Мы сидим на скамейке, двери магазинов открыты, из некоторых доносится музыка. Мужчины и женщины проносят мимо нас свои пакеты с покупками, молодая семья заходит в ресторан фаст-фуда. Послеобеденное солнце дарит нам свое тепло, дерево над нами – тень. Учитель Се выпускает вверх облачко дыма. Сначала оно имеет голубоватый оттенок, потом медленно бледнеет и растворяется в солнечном свете.
На следующий день я уже не застал его, выйдя из гостиницы. Я иду по магистрали на запад, она проходит мимо старой крепости в Цзяюйгуань и мимо Великой стены.
Я уже видел все это в то лето, когда проносился на поезде из Сиань и Пинлян. Но тогда я ничего еще не понимал. То, что галька вокруг меня и есть Гоби, я понял только тогда, когда мне это подтвердила таксистка.
– Гоби?! – спросил я, и она рассмеялась.
– Ну конечно, а что, разве есть еще одна?
…Позднее, когда у меня перед глазами оказалась карта местности, я понял значение крепости Цзяюйгуань и почему шесть веков назад ее построили именно здесь. Это единственное узкое место Коридора Хэси. С юга от нее возвышается заснеженный горный хребет Циляньшань, с севера тянется огромная пустыня. Крепость находится прямо между ними, в естественном сужении, образованном рекой и горой. Название крепости и города означает «Проход в прекрасную долину», и на протяжении нескольких веков здесь, на этом проходе, заканчивался китайский мир.
Я пробираюсь мимо крепости. Она представляет собой массивную неуклюжую постройку коричнево-желтого цвета, у ее подножия проходит Великая стена, охватывающая долину по всей ее ширине.
Давным-давно, когда в укреплении еще не было дыр, каждый, приходящий в Китай или выходящий из него, должен был пройти через ворота крепости Цзяюйгуань. В настоящее время стена пробита в нескольких местах, а крепость открыта для свободного посещения. Я иду по улице к тому месту, где она пересекает стену. Это выглядит грубовато, как будто дорога просто протаранила старую глину насквозь. Я останавливаюсь.
Когда я оказался здесь впервые, почти два года назад, я много часов шел от начала стены до крепости. Был серый день, еще более пасмурный, чем сегодня, и земля по другую сторону казалась мне странной и пугающей. Там не было ничего, кроме гальки, безвольно плавящейся на жаре, галька до самого горизонта. Облака, проплывающие над ней, казались единственными живыми существами. Теперь я снова ощутил это. Я знаю, что отсюда, с этого места, начинаются настоящие пустыни и что все, что было раньше, не идет ни в какое сравнение с тем, что впереди.
Я не думаю о Туркменистане, об Иране, о пути через Восточную Европу. Сейчас я стою на той отметке, которая раньше служила крайней точкой Китая, и здесь все кажется резким и серым. Облака тянутся над равниной большими клубами, они-то были тут всегда, еще до стен и людей.
Мой мобильный вибрирует, звонит учитель Се:
– Где тебя носит, маленький шельма? Я уже почти дошел до противоположной стороны Гоби!
Он смеется, и я представляю себе, как он волочит свою тележку по просторам пустыни. И вся картина сразу начинает казаться мне не такой уж и страшной.
Как надо ловить крыс
Мы разбили лагерь в темноте пустыни, не слишком близко к дороге, но и не особенно далеко от нее. Тележки, поставленные рядом, образуют подобие баррикады, между ними разместилась моя палатка.
Учитель Се расстелил на земле газеты и расставил еду: рис, колбасу, фасоль в томатном соусе. Мой карманный фонарик отбрасывает мягкий свет, пустыня вокруг нас молчит. Он рассказывает мне, как много лет назад он нашел в Тибете раненого зверя на обочине.
– Это был красивый зверь, но, к сожалению, он уже был на последнем издыхании. Видимо, его переехали. Он лежал и истекал кровью.
– И что же ты сделал, учитель Се?
– Мне пришлось облегчить его страдания, – он изображает рукой закалывающее движение, – потом я его похоронил. Сверху я положил камень, на котором так и было написано: «Здесь лежит прекрасный зверь». Я даже не знал, что это за животное.
– А кто это мог быть?
Он задумывается.
– Судя по тому, что рассказывают люди, это был снежный леопард.
Снежный леопард! Я с дрожью вспоминаю ночь в горах Люпань, но потом мне приходит в голову умная мысль:
– Ты мог продать его шкуру!
Он отрывает взгляд от своей миски:
– Да, мог. Но я не хотел зарабатывать деньги на бедном животном, а самому мне эта шкура была ни к чему.
Некоторое время мы едим молча. Я выковыриваю фасоль из банки и все думаю о горах Люпань. Вдруг он поднимает руку и с гордостью ухмыляется:
– Нет, однажды я все-таки прихватил кое-что с собой – череп яка!
