Карл фон Клаузевиц - О войне. Части 1-4
Глава X. Генеральное сражение
(Продолжение)
Влияние победыВ зависимости от принятой точки зрения приходится равно удивляться как экстраординарным последствиям, которые имели некоторые победы, так и ничтожности результатов, которые дали другие. Теперь мы несколько остановимся на природе влияния, оказываемого крупной победой.
Здесь нетрудно различить три вопроса: 1) влияние на само орудие победы, а именно – на полководцев и их армии, 2) влияние на заинтересованные государства и, наконец, 3) подлинный результат, складывающийся из того, как скажутся эти влияния на дальнейшем ходе войны.
Тот, кто остановится лишь на ничтожной разнице между потерями, понесенными на поле сражения убитыми, ранеными, пленными и отнятыми орудиями победителем и побежденным, тому последствия, вытекающие из этого ничтожного явления, покажутся совершенно непонятными; тем не менее, обычно все тут вполне естественно.
Уже в VII главе[75] мы говорили, что размер победы возрастает не пропорционально количеству побежденных сил, но в значительно большей степени. Моральные последствия, вызываемые исходом крупного боя, гораздо значительнее у побежденного, чем у победителя; они ведут к весьма крупным материальным потерям, и последние в свою очередь отражаются новыми потерями моральных сил; в таком взаимодействии те и другие потери растут и усиливаются. Этому моральному воздействию надлежит, следовательно, придавать особое значение. Оно отражается в противоположных направлениях на обеих сторонах: как оно подрывает силы побежденного, так же оно поднимает силы и деятельность победителя. Но главное воздействие все же сказывается на побежденном, ибо здесь оно является непосредственной причиной новых потерь; сверх того, оно обладает однородной природой с опасностью, трудами и лишениями, – словом, со всеми теми тяготами, среди которых протекает война, и потому вступает с ними некоторым образом в союз и растет при их помощи, в то время как те же обстоятельства у победителя являются лишь бременем, умеряющим подъем мужества. Таким образом, мы видим, что падение побежденного ниже уровня первоначального равновесия и много больше подъема над ним победителя; поэтому, говоря о воздействии, производимом победой, мы главным образом имеем в виду воздействие, оказываемое ею на побежденную армию. Если оно сильнее после крупного боя, чем после незначительного, то оно также много сильнее после генерального сражения, чем после второстепенного. Генеральное сражение существует само по себе, ради победы, которую оно должно дать и которой в нем добиваются с величайшим напряжением. Осилить противника именно здесь, на этом месте и в этот час, – составляет задачу, на которую направлен весь военный план всеми его нитями; здесь сходятся все отдаленные надежды и смутные представления о будущем; здесь перед нами встает сама судьба, чтобы дать ответ на наш дерзновенный вопрос. В генеральном сражении сосредоточивается духовное напряжение не одного только полководца, но и всей его армии, вплоть до последнего обозного, – правда, с понижающейся интенсивностью и с уменьшающимся значением. Во все времена, по самой природе вещей, генеральное сражение никогда не являлось неподготовленным, неожиданным, слепым отправлением служебных обязанностей, но всегда было грандиозным фактом, который сам собой, отчасти по воле вождей, выдвигался из ряда обычных действий, дабы выше поднять духовное напряжение всех участников. Но чем сильнее это напряжение в генеральном сражении, тем сильнее должно оказаться воздействие его исхода.
И опять-таки, моральные следствия победы в современных сражениях должны быть сильнее, чем в прежних сражениях новейшей военной истории. Если современные сражения, как мы их описали, представляют собой подлинную борьбу до последних сил, то и решает эти сражения сумма сил, как материальных, так и моральных, в большей мере, чем отдельные распоряжения или даже случайность.
Сделанную ошибку можно в следующий раз исправить, от счастья и случая можно ожидать в другой раз больше благосклонности, но сумма моральных в материальных сил не меняется так быстро, а поэтому, видимо, и тот приговор, какой им вынесла одна победа, имеет много большее значение для всего будущего. Правда, лишь меньшинство участников сражения и причастных к нему задумывалось над этим различием; но самый ход сражения навязывает такой вывод сознанию всякого, кто при нем присутствует, а рассказ о нем в официальных отчетах, как бы они ни были приукрашены отдельными втиснутыми в них эпизодами, показывает в большей или меньшей степени остальному миру, что причины исхода скорее лежат в целом, чем в частностях. Тот, кто никогда лично не присутствовал при большом проигранном сражении, едва ли может составить себе живое, а следовательно, совершенно правдивое представление о нем[76]. Отвлеченное же представление о тех или иных небольших потерях никогда не исчерпывает сущности понятия проигранного сражения. Остановимся несколько мгновений на этой картине.
Первое, что действует на воображение и, можно смело сказать, на рассудок в несчастливом сражении, – это таяние масс, затем потеря пространства, которая в той или другой степени имеет место всегда, а следовательно, и у наступающего, когда он терпит неудачу; затем – разрушение начального порядка, перемешивание частей, опасности, угрожающие отступлению, которые за немногими исключениями всегда более или менее нарастают, а там и отступление, которое обычно начинается ночью или, по крайней мере, продолжается в течение всей ночи. Уже на этом первом переходе мы вынуждены оставить множество выбившихся из сил и отбившихся, порою как раз самых храбрых, которые в бою наиболее отважно продвигались вперед и держались дольше других; чувство поражения, охватывавшее на поле битвы одних только старших офицеров, опускается теперь по всем ступеням до рядовых и усиливается отвратительным впечатлением оставления в руках врага стольких храбрых товарищей, которые как раз во время боя нам стали особенно дороги; чувство поражения еще увеличивается вследствие все более возрастающего недоверия к вождям, которым всякий подчиненный в большей или меньшей степени ставит в вину безуспешность своих усилий. И такое ощущение поражения не есть что-либо воображаемое, с чем можно справиться; теперь это очевидная истина, что противник оказался сильнее нас; эта истина могла быть настолько скрыта среди множества причин, что раньше ее не замечали; но при исходе боя она выступает всегда с настойчивой очевидностью, которую, может быть, и раньше уже сознавали, но которой, за неимением ничего более реального, противопоставляли надежду на случайность, веру в счастье и в судьбу, дерзкую отвагу. Теперь же оказалось, что всего этого недостаточно, и перед нами встает строго и повелительно суровая правда.
