Лиля Энден - Изменники Родины
— Хальт! — послышался резкий окрик часового.
Маруся смело пошла к нему навстречу; Лена остановилась у стены погорелого каменного дома и прижала к углу свою спутницу.
До них долетел звонкий голос Маруси, которая объясняла немцу, что она работает в Крайсландвирте, что сегодня ей приказано явиться на работу рано-рано, как только взойдет солнце…
Часовой улыбнулся и закивал головой: он узнал веселую переводчицу из Крайсландвирта.
Он отпустил несколько тяжеловесных, чисто немецких острот, Маруся звонко рассмеялась, и они оба пошли рядом посередине улицы, оживленно разговаривая.
А тем временем Лена за их спиной быстро перевела свою спутницу через эту самую улицу и свернула в переулок; здесь не было никаких охраняемых объектов, и встреча с немцами была маловероятна.
Когда они были уже почти у дома, Евдокия Николаевна спросила взволнованным голосом:
— А что с ней, с Марусей? Куда ее этот немец повел? Неужели ее арестовали из-за меня?…
Лена удивилась, потом рассмеялась.
— Арестовали? Марусю? И не думали!.. Вероятно, еще не родился такой немец, который арестовал бы Марусю! Просто она ему сказала, что идет в Крайсландвирт, и ей пришлось волей-неволей идти по направлению к Крайсландвирту.
— Что это значит «Крайсландвирт»?
— Это очень симпатичное учреждение, самое мирное… Попросту управление сельским хозяйством, вроде райзо… Маруся там работает, и я тоже…
Евдокия Николаевна отшатнулась.
— Вы работаете у немцев?!
— Ну, да!
— Что же они там заставляют вас делать?
— Почему «заставляют»? Я работаю агрономом, как и до войны… Но идемте быстрее, не останавливайтесь!.. А то люди уже просыпаются… Не следует, чтобы вас кто-нибудь видел!..
Солнце уже взошло. На улицах людей еще не было, но гарантии, что их никто не видел из окошка, тоже не было.
— Кто это? — Козловская испуганно схватила Лену за руку.
На крыльце дома, к которому они подходили, на фоне зеленого куста сирени выделялась высокая фигура человека…
— Это хозяин этого дома и хозяин города Липни!.. К тому же, по-моему, он ваш хороший знакомый?
— Николай Сергеевич Венецкий!
— Он самый! — подтвердил «хозяин города Липни». — Здравствуйте, Евдокия Николаевна!
Он пропустил их в дом, а сам задержался на крыльце, чтобы не мешать женщинам.
Лена помогла Евдокии Николаевне умыться, перевязать и подлечить все, что болело после «допроса с пристрастием», и более основательно переодеться в чистое.
Псоле этого они обе поднялись на чердак, и там в углу под крышей Лена устроила постель для своей гостьи.
— Ложитесь и отдыхайте! В доме бургомистра вряд ли станут вас искать, но старайтесь, конечно, сидеть тихо!.. Нам пора идти на работу, так что все разговоры будут вечером!
Лена принесла на чердак хлеба и молока, слезла вниз, закрыла люк, приняла подставную лестницу и вынесла ее во двор.
Евдокия Николаевна осталась одна на чердаке.
Она тяжело опустилась на матрас, накрылась одеялом. В первый раз после ареста, допросов с угрозами и побоями, мучительного ожидания своей дальнейшей участи в темном и сыром подвале, она, наконец, почувствовала себя в относительной безопасности.
Наступила реакция. Эта сильная духом женщина, гордо и смело державшая себя на допросах, не проронившая перед врагами ни единой слезинки, теперь, в одиночестве, когда ее никто не видел, долго плакала, уткнувшись в подушку и сама не заметила, как заснула.
Проснулась она уже после полудня; прислушалась — все было тихо; сквозь щели играли солнечные лучи, деловито прял свою паутину паук…
Слезть с чердака она не могла, так как лестница была убрана, посмотреть в окно ей тоже не удалось, оно было забито досками.
Евдокия Николаевна лежала и думала.
Ей вспоминались все подробности неожиданного освобождения, и в душу ей начали закрадываться невольные сомнения.
Она видела трех человек, принимавших участие в этом деле; все трое — Елена Соловьева, Маруся Макова и Николай Венецкий — были ей знакомы еще в довоенное время; за всех троих она могла бы тогда поручиться, что они настоящие советские люди, хорошие, честные и неспособные на подлость…
Она всегда несколько идеализировала людей, меряя их на свой аршин, но война заставила ее о многом и о многих изменить свое мнение.
В партизанские лесные лагеря, где люди жили по советским законам и меряли жизнь советской меркой, доходили сведения о том, что некоторые советские граждане теперь работают у немцев. В психологии Евдокии Николаевны, страстной, убежденной коммунистки, не укладывалась сама возможность совместной работы с врагами и фашистами, и она с болью и скорбью вычеркнула этих людей из своего сердца: они были предатели, изменники родины, они работали на врагов.
Она знала, и Лена сегодня подтвердила это, что Венецкий — бургомистр Липни; сегодня она узнала, что сама Лена работает агрономом, и особенно ею любимая Маруся Макова тоже работает в немецком учреждении.
И эти самые люди, сотрудники врагов, с риском для собственной жизни, освободили ее, попросту выкрали из тюрьмы под самым носом у немцев!..
Почему они это сделали? Что их заствило?…
Мелькнула страшная догадка: вдруг это провокация, чтоб выпытать у нее те сведения о партизанах, об их местопребывании, количестве, вооружении, намерениях, — сведения, которых безуспешно добивались от нее и жандармский хауптман, и его переводчик, и шеф-полицай Лисенков!..
Может быть, это освобождение, через лазейку под фундаментом, было заранее согласовано с немцами, потому они и не помешали?…
При этой мысли ей стало холодно, и больно, и гадко… Нет, этого не может быть!.. Это уж слишком подло!..
А что если?…
Если они — наши, если они связаны с партизанами и работают для общего дела, а их служба в немецких учреждениях — только маскировка для отвода глаз?
Ее сердце, только что больно-больно сжимавшееся при мысли о подлости провокаторов, при новой догадке переполнилось радостью. Она вскочила с постели, начала ходить по чердаку взад и вперед, даже запела, но, вспомнив о конспирации, поспешно замолчала и притихла.
Но вскоре она вновь начала сомневаться…
Лена, уходя, сказала: «Разговоры будут вечером!», и пленница ждала этого вечера с великим нетерпением.
Наконец, внизу стукнула дверь, раздались шаги и голоса; слышно было, как принесли лестницу, как приставили ее к стене, как она заскрипела, когда кто-то на нее полез… Крышка люка приподнялась и показалась голова Лены.
— Евдокия Николаевна! Где вы там? Слезайте!
Спустившись вниз, Евдокия Николаевна оказалась лицом к лицу с Венецким.
