Ханс-Отто Майснер - Дело Зорге
Его хладнокровие произвело на нас, и особенно на полковника Нагату, глубокое впечатление.
— Все уже готово, Зорге-сан, — проговорил, обращаясь к нему, полковник, — но я мог бы на непродолжительное время отсрочить…
— Зачем же! — перебил его Зорге. — Сегодня меня все равно ничто лучшее не ждет.
Полковнику Нагате, начальнику тюрьмы с солидным стажем, впервые довелось столкнуться со случаем, когда приговоренный к смерти с таким железным спокойствием идет на казнь.
— Не нужно ли вам времени, чтобы написать письмо или еще для чего-нибудь?..
264
Зорге отрицательно покачал головой.
За всю историю Японии доктор Зорге был первым белым человеком, которого суд приговорил к смертной казни. Поэтому полковник Нагата предложил ему пригласить христианского священника.
— Чего ради я должен довольствоваться каким-то мелким служащим, — саркастически смеясь, ответил он на предложение полковника, — когда передо мной стоит такой большой начальник?
Ошеломленный таким кощунством, полковник Нагата вздрогнул. Мы, японцы, очень уважительно относимся к любой религии, и для нас кажется непостижимым, что на свете есть люди, не признающие никаких богов. Нам кажется чудовищным, если человек перед смертью богохульствует, насмехается над высшими силами. Что же станет с таким человеком после смерти?
Нагата поклонился и, тяжело вздохнув, извинился:
— Я ничего не хотел бы вам навязывать, Зорге-сан. Осужденный, ростом на голову выше полковника, ответил таким же поклоном и сказал:
— Единственное, что мне осталось сделать, господин полковник, так это поблагодарить вас и господ надзирателей, наблюдавших за мной, за ту доброту и любезность, которые мне были оказаны в этой тюрьме.
Полковник Нагата принял благодарность доктора Зорге как должное, всерьез полагая, что она вполне им заслужена. Со своей стороны, он пожелал осужденному всех благ на том свете.
— Вы очень любезны, господин полковник, — ответил Зорге на пожелание начальника тюрьмы. — Я с нетерпением жду момента, когда мне представится возможность заглянуть в потусторонний мир.
Ничего не ответив, Нагата после минутной паузы тихо сказал:
— Мне очень жаль, что все попытки обменять вас на нескольких наших разведчиков, к великому огорчению, не дали результатов.
— Да, это действительно достойно сожаления, — заметил осужденный.
— Но в этом не наша вина, доктор Зорге… Японское правительство, стремясь договориться, с каждым разом предъявляло все более умеренные требования. В последний раз мы предложили вернуть за вас всего лишь одного нашего агента. Но получили отказ…
— И вы потребовали в обмен только одного человека?
265
Мне кажется, вы запросили слишком мало за такого разведчика, как я.
— Разумеется… И все же в ответ мы получили твердое «нет»… Теперь нам ничего не остается, как…
Рихард Зорге сжал губы и умолк.
Нагата и все мы, стоявшие рядом с ним, несколько минут молча ждали.
Наконец Рихард Зорге вскинул голову, взглянул на нас и твердым голосом громко сказал:
— Что же мы ждем, господин полковник? Идемте!
Мы отступили в сторону и пропустили его в коридор.
У железной двери стояли двое полицейских и тюремный надзиратель. Удивившись столь быстрому появлению осужденного, они поспешно загасили сигареты и вежливым поклоном приветствовали осужденного и сопровождающих его лиц.
Зорге был без обычных в подобных случаях наручников. Впереди шел полковник Нагата, справа и слева от осужденного — полицейские, а надзиратель и я с двумя другими свидетелями пристроились сзади.
Мы шли по пустому коридору. Никто не встретился осужденному на его последнем пути. Многие тысячи заключенных, содержавшиеся в то время в тюрьме Сугамо, в это утро были уведены на работы. «Глазки» дверей камер были наглухо закрыты, все надзиратели убраны. Так требовала инструкция.
Зорге шел твердым шагом, даже с несколько беспечным видом. Когда мы подошли к винтовой лестнице, ведущей на первый этаж, он без колебания ступил на нее и спокойно начал спускаться.
Наша маленькая группа молча пересекла тюремный двор и вышла во второй, значительно больший.
Там, в самом дальнем углу двора, стояло невзрачное здание.
С высоко поднятой головой и спокойным лицом Зорге первым вошел через узкую дверь. Что находилось в этом здании, я не знал и, так же как и приговоренный к смерти Зорге, был немало поражен, когда мы неожиданно оказались в небольшом буддийском храме.
В одном из бронзовых сосудов слабо горели тоненькие палочки — поминальные курения. Рядом с алтарем в желтом одеянии, с четками в руках стоял священник и, беззвучно шевеля губами, читал свою никому не слышную молитву.
Заметив священника, Зорге почтительно поклонился.
Начальник тюрьмы и его подчиненные обычно давали приговоренным к смерти возможность постоять здесь несколько минут и излить богу свои последние жалобы и просьбы. Но у Зорге такой потребности не было, и он движением головы дал понять, что оставаться здесь не хочет.
Нагата понимающе кивнул и вежливо предложил ему обойти вокруг алтаря. За высокой статуей скрывалась небольшая дверь, которая была уже открыта. Она вела в камеру смерти.
Когда доктор Зорге вошел в это холодное помещение, первое, что бросилось ему в глаза, была стоявшая посредине виселица, с которой уже свисала веревка с приготовленной петлей.
Рихард Зорге, ни секунды не колеблясь, решительно подошел к виселице. Обернувшись, он увидел стоявших слева от двери прокурора, выступавшего на процессе в качестве обвинителя, и судей, приговоривших его к смертной казни. В правом углу стояли три человека в темных кимоно и черных масках. Они быстро подошли к Зорге и набросили на голую шею веревку.
Наступила короткая гнетущая пауза.
— Нет ли у вас, доктор Зорге, каких-либо заявлений? — в соответствии с инструкцией спросил полковник Нагата.
Зорге посмотрел на него и вдруг неожиданно для всех засмеялся…
Равенсбург, поверьте, слышать этот смех, полный презрения и высокомерия, было просто страшно!
— К черту все! — крикнул Зорге так громко, что вены вздулись на его лбу.
В этот момент палачи подскочили к нему, быстро обвили веревкой тело вместе с руками и накинули на голову черный колпак… Нагата подал знак, и один из палачей резко опустил рычаг на стене. Люк под ногами Зорге с глухим скрежетом открылся… Что было дальше, вам нетрудно себе представить.
Когда окончилась длившаяся восемь лет война, а вместе с ней и военная диктатура, так долго господствовавшая в Японии, люди начали постепенно привыкать говорить свободнее и более открыто делиться своими мыслями.
