Теодор Гладков - Ковпак
Быстро разобрался Ковпак в ложной концепции довольно интересной и «по возможности» объективной книги англичан Диксона и Гейльбрунна «Коммунистические партизанские действия»:
— Тоже все вверх ногами, хотя сами, чую, отлично правду знают. Получается, что советское партизанское движение не народное вовсе, оно, видите ли, коммунистическое, одних лишь коммунистов дело, да и то всех, а только фанатиков. Да знают ли эти господа, что у меня из пяти с половиной тысяч бойцов, что в разное время были в соединении, коммунистов не набиралось и девятисот, а остальные — беспартийные? К тому же многие из этих девятисот в партию вступали уже в отряде, став партизанами и отличившись в боях. Так-то!
Старик не только ругался в адрес всевозможных: фальсификаторов истории, в том числе из среды осевших после войны в Западной Европе и за океаном украинских буржуазных националистов. Защитой исторической правды, данью глубочайшего уважения всем советским патриотам, коммунистам и беспартийным, спасшим мир от фашизма, стали его собственные книги, переведенные на многие языки: «От Путивля до Карпат», «Из дневника партизанских походов», «Солдаты Малой земли». Эти книги — сплав страстности активнейшего участника великих событий со скрупулезной объективностью и честностью историографа.
«Терпеть не могу брехни!» — этого простого и лаконичного принципа Ковпак неуклонно держался всю свою жизнь и во всем. Верен ему остался Сидор Артемьевич и в своих литературных трудах.
Даже в крайнем раздражении он не терял чувство юмора, а потому разговор о фальсификаторах закончил так:
— Это, знаешь, как те два кума. Чокались они, понимаешь, усиленно и до того дочокались, пока один предложил: «Ты, брат, уже того, пьян, и хватит с тебя. Будя. А вот я — в порядке, так что еще ну». — «А с чего это ты взял, — возражает другой, — будто я пьян и мне уже хватит?» — «А с того, — отвечает первый, — что я тебя уже не вижу».
«Загадка Ковпака». А ее не существовало. Встречаясь с Ковпаком, беседуя с ним, обмениваясь мнениями, слушая его оценки, замечания, суждения, люди сами находили ответ на вопрос: в чем секрет его личности? Зарубежные собеседники Ковпака быстро удостоверялись, насколько он прям, честен, доброжелателен, насколько чужды ему лесть, лицемерие, ложь в любой форме. Ковпак представал перед ними в своем многообразии: человеком большой и щедрой души, простым, но далеко не простоватым, умницей, правдолюбцем, солдатом и военачальником одновременно, государственным мужем.
Раньше Ковпак никогда за границей не бывал, если не считать пребывания в Польше во время первой мировой войны, впрочем, Польша была тогда окраиной Российской империи. Казалось бы, Деду, всю жизнь прожившему в селах и небольших городах, многое должно было на Западе показаться в диковинку. Он и в самом деле приглядывался ко всему с живейшим интересом и с нескрываемым, однако тактичным любопытством. Но и в непривычной, порой сложной обстановке зарубежной поездки он, как всегда, схватывал самое главное, самое существенное, соответственно и реагировал на то, что видел.
Скажем, задают ему традиционный вопрос: «Нравится ли вам наш город?» Заранее предвидится вежливо-банальный, никого и ни к чему не обязывающий ответ. А тут вдруг такое:
— Как-то цыгану поднесли кварту водки. Он выпил. Его спрашивают: «Ну, как?» Отвечает: «Не распробовал!» Подают вторую кварту. Он и эту опрокинул. «Ну а теперь как?» — «А теперь, понимаете, перепробовал я!» — отвечает. Вот и я, извините, скажу так: «Не разобрался еще, каков он, ваш город». Не знаю еще, как здесь живется людям, — вот главное. Ну а выглядит он, конечно, хорошо, красиво, ничего не скажешь…
Римляне как-то полюбопытствовали:
— Синьор Ковпак, ваше мнение о Колизее?
— Колизей? Пожалуй, когда его строили, то, наверное, с таким расчетом, чтобы всякий глядел на него снизу вверх. А кто может глядеть именно так? Раб, конечно. Его-то Рим и пугал такими вот Колизеями — громадными, вечными. Смотрите, мол, рабы, и знайте: вечно Рим будет вашим господином… А что вышло? — Ковпак лукаво улыбнулся провожатым. — Понятное дело, вы об этом не задумывались, я знаю. Вам просто ни к чему… А вышло то, что хоть Колизей и стоит, да память о времени, когда его строили, можно сказать, повержена, человек смотрит сверху. Потому что человека не сделать навсегда рабом никому. Прошу не думать, будто это открытие мое. Ничуть! Просто я ответил на вопрос, как мог.
Однажды Ковпак посетил парламент. Он, сам депутат Верховного Совета, видел это буржуазное учреждение вблизи впервые. Слышал, конечно, многое. Шло очередное заседание. Ковпак быстро оглядел зал и усмехнулся. Так, чуть-чуть, чтобы не обидеть сопровождающих. Те, однако, поняли: половина присутствующих депутатов откровенно дремала на своих скамьях. Почти никто не слушал оратора, что-то бубнившего на трибуне.
— Что он говорит? — спросил Ковпак переводчика.
— Читает библию, — отозвался тот.
— Зачем? — удивленно вскинул седые брови генерал. — Это же парламент, а не церковь.
— Видите ли, синьор Ковпак, у нас демократия, свобода, и потому всякому депутату предоставлено право говорить или читать что угодно..
— Вот оно как! Спасибо за пояснение о свободе и демократии. Теперь я буду знать, что это свобода делать что вздумается..
Переводчик молчал. Не мог же он объяснить советскому гостю, что многочасовое чтение библии или, скажем, прошлогодней газеты вовсе не такое бессмысленное занятие, как могло показаться неискушенному человеку. Это проверенный парламентский трюк, используемый депутатами какой-либо фракции, если им нужно по тактическим соображениям тянуть время, чтобы не уступать трибуну своим политическим противникам.
Между тем Ковпак встрепенулся:
— У меня вопрос!
— Прошу, синьор…
— Кто является здесь депутатом?
— О, синьор, но ведь это общеизвестно! Конечно же, самые уважаемые сограждане…
— То есть рабочие и крестьяне?
Переводчик замялся. Он понимал, куда бьет этот остроглазый старик, но попытался ответить заученным:
— Синьор Ковпак, наверное, согласится, что простые рабочие и крестьяне просто не сумеют управлять государством…
— Вы так думаете? — прищурился генерал. — Только напрасно думаете, что я с вами соглашусь. Никогда! Моей страной правят рабочие и крестьяне. Один из них — я сам, крестьянин. Судите сами, могу ли я с вами согласиться. Получается, что ваша демократия без рабочих и без крестьян. Стало быть, без народа. Тогда с кем же она и для кого? Впрочем, чего я спрашиваю, и так понятно…
И друзей, и врагов за границей Ковпак повстречал немало. Он один, пожалуй, знал по-настоящему, чего ему стоило давать отпор всякого рода молодчикам, пытавшимся спровоцировать старика. Зато он же бесконечно радовался, видя, как любят и чтут его Родину люди труда. Провокаторов же обрезал решительно, не стесняясь в выражениях. В одной из поездок Ковпака буквально преследовал по пятам корреспондент какой-то, судя по поведению ее представителя, антисоветской газеты. На одной из пресс-конференций этот корреспондент спросил Ковпака:
