Вальтер Хаген - Фальшивомонетчики Третьего рейха. Операция «Бернхард»
Однако с течением времени мне стало представляться, что изготовление фальшивых банкнот противника следует рассматривать как одно из средств ведения войны, а это давало возможность его оправдания. Если сила сопротивления противника в результате таких действий ослабевает, и в довольно значительной степени, если сама акция направлена в первую очередь против враждебного нам государства, а не кошельков его граждан, можно вполне дискутировать о моральной стороне этого вопроса.
Поначалу я не верил, что изготовление фальшивой валюты может вообще нанести ущерб противнику, считая: в результате этого пострадают многие ни в чем не повинные люди. Под воздействием аргументов Швенда я впоследствии изменил свое мнение. Он заверил меня, что, если фальшивые банкноты будут изготовляться качественно с технической точки зрения и будут выпускаться в достаточно больших количествах, экономика противной стороны может быть серьезно нарушена, а возможно и парализована. Покупная способность, а следовательно и ценность бумажных денег, обеспечивающих обменные процессы, из которых в основном и состоит экономическая деятельность, покоится на доверии. Если это доверие отсутствует — в нашем случае в результате того, что никто не будет точно знать, является ли денежная купюра, которую он держит в руке, настоящей или же клочком бумаги, не представляющим никакой ценности, — экономический процесс застопорится, и весь весьма сложный механизм может даже остановиться. Если же будет предпринята попытка признания государственными банками фальшивых банкнот и принятия их наравне с законно выпущенными в оборот деньгами, возникнут инфляционные процессы, которые могут привести к банкротству государства.
Экономика страны в ходе войны станет иллюзорной, если жители больших городов подучат возможность платить за сельскохозяйственную продукцию в десятки раз дороже ее стоимости — к примеру, 10 фунтов стерлингов за полкило масла — деньги-то ими будут найдены прямо на улице. А что случится, если советские солдаты, получающие вообще мизерное денежное содержание, будут вдруг иметь в кармане тысячи рублей?
Швенд убедительно показал мне, к каким катастрофическим последствиям в Германии и странах Европы, оккупированных немцами, привел бы вброс нашими противниками фальшивых рейхсмарок, да даже фунтов стерлингов и долларов. Рейхсмарка имела хождение в значительной части Европы, но этому был бы положен конец в случае появления в больших количествах фальшивых купюр. Там, где немцы осуществляли контроль, они с трудом собирали так называемую «твердую валюту», на которую закупали жизненно необходимую продукцию за рубежом. Но и эти жалкие остатки международной торговли были бы сразу же ликвидированы, если бы, например, в Швейцарии было установлено, что мы расплачиваемся фальшивыми фунтами стерлингов и долларами (по этой причине бернхардская валюта никогда не использовалась в официальных сделках).
Германия, зависевшая от ввоза стратегического сырья, находилась в весьма стесненном военно-эко-номическом положении. Но и британская, и американская валюты, по доказательствам Швенда, не были абсолютно устойчивыми. Как это ни странно звучит, основная опасность для них заключалась как раз в их высокой кредитоспособности. Если же эта валюта в результате массового вброса фальшивых купюр станет подвергаться сомнениям, то это может привести к всемирному экономическому краху, поскольку наряду с техническими проблемами валютного обращения неминуемо возникнут и психологические. И происходить все это станет лавинообразно, что будет сопряжено с катастрофой военной экономики вражеских государств.
Для этого, однако, необходимо, чтобы уже к началу войны были подготовлены многомиллиардные суммы фальшивых банкнот и распространять их следовало путем массового разбрасывания с самолетов над территорией противника. Но, хотя операция «Бернхард» пришлась на самый разгар военных действий, по мнению Швенда, еще можно было нанести значительный ущерб и замешательство экономике противной стороны при условии активной и целенаправленной деятельности. Понимание проблемы привело меня к выводу, что изготовление фальшивых банкнот может реально стать действенным средством ведения войны.
Тем не менее мне не давала покоя мысль, что подобные акции нанесут значительный ущерб мирному населению. Однако развитие современных методов и средств ведения войны стерло к тому времени различие между вооруженными силами и гражданскими жителями, фронтом и тылом. Могли ли изготовление и распространение фальшивых денег рассматриваться как морально порочные в войне, когда бомбардировкам подвергались центры городов и в ходе авианалетов бессмысленно погибали сотни тысяч женщин, детей и стариков, которые заживо сгорали, засыпались обломками рушившихся зданий и теряли свои жизни от удушья и осколков, а действия воздушных пиратов считались чуть ли не геройскими? Доводы самозащиты и ответных мер не могли уже расцениваться как оправдательные аргументы, поскольку немецкая противовоздушная оборона задолго до конца войны была фактически уничтожена в результате массированных воздушных ударов противника. Если было «разрешено» в соответствии с законами войны убивать в массовом порядке и самым жесточайшим образом ни в чем не повинных и совсем беззащитных людей, то изготовители и распространители фальшивых денег не могли считаться преступниками. Там люди лишались жизни, здесь — только денег. И это, не говоря уже о том, что по англосаксонским неписаным законам «частная собственность представителей вражеской стороны» за рубежом подлежала конфискации и что такой порядок при молчаливом согласии мировой общественности превратился, по сути дела, в международное право. Да и по своим масштабам ущерб, наносимый подобными мероприятиями, был нисколько не менее ущерба от акции фальшивомонетчиков. А если при этом иногда затрагиваются иностранцы, не являющиеся гражданами противной стороны, то эти непреднамеренные действия следует рассматривать так же, как и неизбежные потери собственного населения в результате военных действий.
Вместе с тем возникает вопрос, можно ли морально оправдывать введение «тотальной войны», которая по своей сути стирала различия между солдатами и гражданским населением. Лично я так не считаю. Результатом ее был возврат к самому настоящему варварству. Современная война, особенно если она носит тотальный характер, не позволяет государствам, участвующим в ней, придерживаться методов галантно-кабинетных и даже национальных войн девятнадцатого века, ибо это было бы связано с их неизбежным разгромом. Миллионы людей, призванных на военную службу, также не смогут избежать закономерностей тотальной войны, даже если от них и будет требоваться осуществление преступных деяний, для которых война является лишь маскировкой. Избежать тотальной войны и ее методов можно только одним способом — путем отказа от военной службы, но в национал-социалистской Германии это означало неминуемую смерть от руки палача. Абстрагируясь от того, что никто не имеет права требовать от других героизма, на который неспособен сам (если тотальная война рассматривается как неприемлемая, то она не должна быть разрешенной также для американцев и русских), считаю уклонение от военной службы аморальным явлением, исходя из тех же соображений и причин, которые действовали с момента введения всеобщей воинской обязанности. Мы не ушли настолько далеко вперед, чтобы считать, что право и мораль находятся только лишь на стороне уклонистов.
