Александр Аникст - Шекспир
Шекспир выразил здесь старую истину о том, что искусство театра призрачно. Оно существует в тот миг, когда идет представление. Но вот спектакль окончен, и от него не осталось никакого следа, кроме волнения, пережитого зрителями.
Искусство, тем более искусство театра, — подобие жизни. Вспомним надпись на вывеске «Глобуса»: «Весь мир лицедействует». Люди — актеры. Эта мысль на разные лады варьируется Шекспиром, особенно в последние годы:
Жизнь — это только тень, комедиант,
Паясничавший полчаса на сцене
И тут же позабытый![119]
Жизнь человека — краткий по сравнению с вечностью миг, когда он выходит из небытия, чтобы снова вернуться в него.
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь.[120]
Нетрудно почувствовать, какие настроения скрываются за всем этим.
«Буря» — прекрасная, жизнеутверждающая пьеса, а написал ее человек уставший. Он все чаще обращался мыслью к неизбежному концу.
Пожар в театре «Глобус»
Последний шекспировский спектакль, о котором сохранились рассказы современников, — «Генрих VIII». Это представление запомнилось из-за того, что во время него произошло несчастье.
Сохранилось предание, что сам Шекспир участвовал в подготовке к представлению. В период Реставрации, когда эта пьеса была восстановлена на сцене Уильямом Давенантом, Джон Дауне писал: «Роль короля была хорошо и правильно сыграна мистером Беттертоном, которого наставлял, как ее надо играть, сэр Уильям (Давенант), а он знал все от старого мистера Лоуина, получавшего указания об этой роли от самого мистера Шекспира, и я беру на себя смелость утверждать, что никто не может и никогда не сумеет сравняться с ним (Беттертоном) в наше время в исполнении этой роли». Джон Лоуин, актер труппы, к которой принадлежал Шекспир, прославился исполнением ролей Фальстафа и таких персонажей в комедиях Бена Джонсона, как Мороуз («Эписин»), сэр Эпикур Маммон («Алхимик») и Вольпоне («Воль-поне»). Уже по одному этому типажу можно судить, насколько ему подходила роль тучного и грубого короля Генриха VIII.
Однако спектакль этот прославился не своими художественными достоинствами, а тем, что во время премьеры вспыхнул пожар, в результате которого полностью сгорел театр «Глобус». Это событие произвело большое впечатление на современников, и сохранилось несколько рассказов о нем. Вот описание спектакля и пожара, содержащееся в письме придворного, дипломата и писателя Генри Уоттона Эдмунду Бэкону: «Оставим теперь государственные дела. Я вас развлеку сейчас происшествием, случившимся на этой неделе на том берегу Темзы. Королевские актеры поставили новую пьесу под названием „Все это правда“, изображающую главные события царствования Генриха VIII; представление было исключительно пышным и торжественным, вплоть до того, что сцену устлали циновками; кавалеры орденов выступали со своими знаками отличия — изображением Георга (Победоносца) и подвязками, гвардейцы были обряжены в расшитые мундиры и все такое прочее, чего было достаточно, чтобы сделать величие общедоступным, если не смешным. Во время маскарада во дворце кардинала Вулси появился король Генрих, и его приветствовали салютом из пушек; пыж, сделанный из бумаги или чего-то еще, вылетел из пушки и упал на соломенную крышу; но дыма, который при этом появился, никто не заметил, так как все глаза были обращены на сцену, а между тем огонь разгорелся и быстро охватил все здание, так что меньше чем за час оно сгорело до самого основания. Таково было роковое последствие этого хитроумного изобретения; но во время пожара погибли только дерево, солома и несколько старых костюмов; правда, на одном человеке загорелись его брюки, и он чуть не сгорел сам, но какой-то находчивый шутник потушил огонь, вылив на него бутылку эля».
Этот же рассказ в более краткой форме передан в «Анналах» Стоу. Бен Джонсон описал этот пожар в поэме «Извержение вулкана». Наконец, какой-то анонимный автор сочинил уличную балладу, тут же отпечатанную и распространявшуюся в городе. Заглавие этой листовки гласило: «Сонет об ужасном пожаре, в котором сгорел театр „Глобус“ в Лондоне». В балладе описывается, как после начала пожара «побежали все рыцари, побежали все лорды и был большой переполох; одни потеряли свои шляпы, а другие свои мечи; а затем выбежал Бербедж…». Каждая строфа этой баллады заканчивалась припевом, содержавшим намек на название пьесы: «О горе, ужасное горе, и, однако, все это правда».
Через год, однако, здание было полностью восстановлено, и один современник в частном письме отмечал: «Многие говорят об этом новом театре, считая что это самый прекрасный театр из всех, какие когда либо существовали в Англии». Он простоял вплоть до закрытия театров во время пуританской революции, и пьесы Шекспира сохранялись в его репертуаре еще добрых два десятка лет.
После «Генриха VIII» Шекспир не написал ни одной пьесы.
Любители символических совпадений могут обратить внимание на то, что театр «Глобус» сгорел во время премьеры последней пьесы Шекспира.
ГЛАВА 10
КАК РАБОТАЛ ШЕКСПИР
Быстрое перо
Наше повествование дошло до того времени, когда Шекспир оставил работу в театре и возвратился к себе на родину, чтобы, удалившись от дел, жить там на покое. Впереди было еще несколько лет жизни, но работа его для театра, по-видимому, прекратилась, хотя личные связи с труппой он поддерживал.
Теперь, когда мы знаем если не все, то главные факты его жизни, уместно поговорить об особенностях работы Шекспира как драматурга.
Хотя и принято думать, будто мы мало знаем о Шекспире, но мы знаем даже то, как он писал.
Шекспир писал быстро.
Об этом есть свидетельство Бена Джонсона, который близко наблюдал работу Шекспира для театра.
«Помнится, актеры часто говорили, желая восхвалить Шекспира, что когда он писал, то (что бы он ни писал) он никогда не вычеркнул ни строчки. Я на это ответил: „Лучше бы он зачеркнул тысячу их“; они сочли это злобным выпадом с моей стороны… Он писал с такой легкостью, что по временам следовало останавливать его; sufflaminandum erat[121], - как сказал Август о Гатерии. Он обладал умом большой остроты, но не всегда умел держать себя в узде. Он много раз совершал ошибки, которые не могли не вызывать смеха». Далее Джонсон повторяет известное нам замечание о неудачной, по его мнению, фразе в «Юлии Цезаре».
