Леонид Красин. Красный лорд - Эрлихман Вадим Викторович
Первой на этот путь стала младшая из сестер, Люба, которой в конце 1926 года исполнилось 18 лет. Еще до этого она стала любовницей блестящего во всех отношениях кавалера — 33-летнего Гастона Бержери, внебрачного сына немецкого финансиста, адвоката по профессии, сделавшего успешную карьеру в политике. На фронте он не ходил под огнем в атаку, а «обеспечивал связь» с британским штабом, что принесло ему после войны высокие должности в нескольких министерствах. В 1924 году он возглавил секретариат французского МИДа, а позже стал депутатом парламента, одним из лидеров левых радикалов, выступавшим за союз с коммунистами и дружбу с СССР. Это не помешало ему пойти по пути Дорио и в годы оккупации стать активным коллаборационистом; перед войной он даже занимал должность посла режима Виши в Москве. После освобождения Франции Бержери был арестован и приговорен к смерти, получил помилование (как и многие влиятельные пособники нацистов), однако из политики ушел.
Бержери был известен не только политическими эскападами, но и любовными похождениями. Роман с Любой он завел вскоре после развода с первой женой, американкой Грейс, когда растратил ее состояние; выяснив, что «богатства Красина», о которых твердила пресса, сильно преувеличены, он порвал с невестой, но та предъявила решающий козырь — беременность. Их венчание состоялось в узком кругу летом 1927 года, а через месяц Люба родила малыша Жана-Франсуа, которого в семье звали Лало. Брак продлился меньше года, но за это время Бержери успел ввести в круг французской элиты не только жену, но и ее сестер. Последствия не заставили себя ждать — в августе того же года газеты всего мира, от Аляски до Эстонии, выдали сенсацию: дочка большевистского комиссара Людмила Красина выходит за главу одного из знатнейших семейств Франции, герцога де Ларошфуко. Говорилось, что уже назначен день бракосочетания в родовом замке и приглашены гости — более 500 человек.
Тогда, как и сейчас, достоверность светских новостей никто не проверял; иначе можно было легко убедиться, что сорокалетний герцог Жан де Ларошфуко давно женат и разводиться не собирается, а его сын и наследник Франсуа еще не вышел из детского возраста. Поскольку ни в одной из газетных заметок имя герцога не называлось, остается загадкой, о ком шла речь. Можно предположить, что женихом Людмилы мог быть представитель побочной ветви рода Арман Шарль Франсуа де Ларошфуко, герцог де Дудовиль. Почему разрекламированный брак не состоялся, сказать трудно — возможно, знатный ловелас (как и Бержери) узнал об отсутствии у своей нареченной богатого наследства и перенес внимание на другую, более состоятельную претендентку.
Как бы то ни было, Людмила, оставшись в Париже, переключила внимание на писателей и поэтов, в том числе приезжавших в изобилии из Англии и США; ей, в отличие от сестер, чинная Англия всегда нравилась больше, чем развязная Франция. В конце 20-х на презентации какого-то поэтического сборника ей встретился молодой британский юрист Джон Матиас, сын богатого бизнесмена. В 1931 году возникший между ними роман счастливо завершился свадьбой, и Людмила перебралась в семейное имение Бери в графстве Сассекс. Перепись, проведенная в Англии в 1939 году, зафиксировала ее проживающей там вместе с мужем, тестем и дюжиной слуг. Детей у Людмилы не было; пережив мужа, она успела в конце жизни дать интервью нескольким исследователям биографии Красина и скончалась 14 октября 1998 года в возрасте 93 лет.
В 70-х годах она побывала в СССР и мечтала даже съездить в родной для ее отца Курган, но не смогла.
Интересно, что осенью 1936 года европейские газеты, как по команде, вспомнили о Людмиле, а заодно и о ее отце. Они вдруг повторили новость о предстоящем браке девушки (которая давно уже была замужем за Матиасом) с герцогом Ларошфуко, сопровождая это ехидными комментариями. Заштатный польский «Гонец ченстоховски» негодовал: «Дочка заклятого „врага“ капитализма, каким был Леонид Красин, принесла в приданое своему мужу… 20 миллионов рублей золотом. Леонид Красин был одним из тех, кто в свое время издал в России декрет о национализации частных капиталов. Между тем он сам в 1917 году имел состояние в 37 миллионов рублей, спрятанных от своей родины в зарубежных банках. К моменту смерти Красина его состояние превышало 60 миллионов рублей золотом». Так причудливо преломились слухи о «наследстве Красина» в фантазии польских (и других) любителей считать чужие деньги; а почему эта «новость» появилась в том году, когда для нее не могло быть никакой почвы, остается только гадать.
Сестры Людмилы еще долго продолжали беззаботно порхать в светских кругах. В конце 20-х они стали частыми гостьями в особняке Ла-Фезандри в Сен-Жерменском лесу близ Парижа — там гостеприимный издатель Люсьен Вожель по воскресеньям собирал политиков, писателей и журналистов. Особенностью салона было то, что его охотно посещали русские — как эмигранты, так и гости из Москвы. Здесь можно было встретить Сергея Прокофьева и Зиновия Пешкова, Илью Эренбурга и Владимира Маяковского. Бывал здесь и знаменитый в те годы деятель Коминтерна Вилли Мюнценберг, а генерал и разведчик Алексей Игнатьев упоминал это место в своих не менее знаменитых уже в другие годы мемуарах «50 лет в строю».
Ла-Фезандри вообще слыл гнездом всяческих разведок, прежде всего советской, и немудрено, что Катю и Любу (как, впрочем, и всех русских красавиц того времени) тоже обвиняли в причастности к ее работе. Но если они и выполняли какие-то поручения ГПУ, то главным их делом, как и прежде, оставался поиск женихов. В 1928 году их мишенью стал молодой красавец и к тому же виконт Бертран дю Плесси, но он предпочел им приехавшую из Москвы манекенщицу Татьяну Яковлеву — недавнюю подругу Маяковского. Вскоре после этого Катя уехала в Лондон; Вожель напечатал ее рисунки в своем журнале «Вю» («Увиденное»), и она решила стать художницей. Поначалу ей сопутствовала удача: образ дочки советского наркома, «выбравшей свободу», сделал Катю популярной.
Даже в далекой Канаде ванкуверская газета «Санди сан» напечатала заметку о ней под характерным заглавием «Катя Красин, любимица лондонского общества». Там говорилось: «Успех в обществе мисс Кати Красин, средней из трех красавиц-дочерей покойного Леонида Красина, советского посла в Лондоне, вызывает разговоры везде, где собираются светские особы. Ее имя часто фигурирует в прессе среди тех, кто присутствует на светских мероприятиях; ее рисунки постоянно появляются в иллюстрированных журналах. Она известна и популярна в лондонских бальных залах, а ее смелость и решительность на охоте вызывают восхищение в спортивном мире». В том же 1929 году о Кате писала лондонская «Дейли мейл», сообщая, что она поступила на подготовительное отделение Кембриджского университета. В то же время она признавалась, что мечтает стать дизайнером одежды, декорировать перчатки и туфли (живопись, очевидно, осталась в прошлом). «Я неисправимая оптимистка, — призналась она корреспонденту. — Я вывожу свою философию из русской пословицы „На Бога надейся, но сам не плошай“».
Люба, оставшись в Париже одна, продолжала блистать в Ла-Фезандри. Там ее поклонником стал долговязый барон Эмманюэль д’Астье де ля Вижери, сотрудничавший в том же журнале «Вю» (познакомил их уже упомянутый Бержери). Но обладатель громкого титула не привлек тогда внимания Любы — он был младшим из трех братьев, не имевшим надежд на наследство, к тому же пьяницей и наркоманом. С горя барон женился на американке Грейс Рузвельт, родственнице будущего президента, а Люба вскоре увлеклась изгнанным нацистами из Германии кинорежиссером Максом Офюльсом (Оппенгеймером). Он был женат, но это не помешало их роману; Люба свела его с богатыми меценатами, давшими деньги на фильм «Божественная» — по ее протекции эпизодическую роль там получил барон д’Астье, но для самой Любы роли не нашлось. К тому же фильм провалился в прокате, и режиссер с горя уехал в Москву, расставшись с возлюбленной.
Новым ее избранником стал работавший в том же «Вю» молодой журналист Алекс Либерман — по иронии судьбы сын старого друга Красина Семена Либермана, ставшего невозвращенцем в 20-х годах. В 1938-м, когда в воздухе уже веяло близкой войной, они уехали отдыхать на Ривьеру и встретили там ту же Татьяну Яковлеву, расставшуюся к тому времени с виконтом. Оставив Любу, Алекс тут же завязал роман с Татьяной и увез ее в Америку, где он стал знаменитым издателем, одним из столпов модного журнала «Вог». Вероятно, от зависти Люба тоже подалась в манекенщицы, представляя одежду модного дома Скиапарелли. Но это продолжалось недолго: с началом войны она уехала в Англию, пользуясь тем, что там жили ее мать и сестра. По прибытии она, по слухам, предложила свои услуги британской разведывательной службе МИ-5.
