Конец российской монархии - Бубнов Александр Дмитриевич
Добиться роспуска Думы было нетрудно ввиду упомянутого выше настроения императора Николая и того обстоятельства, что в прогрессивном блоке решение государя вступить в командование армиями было очень непопулярно.
В дальнейшем обратный перелом во внутренней политике правительства пошел все усиливающимся темпом.
В конце августа стало известно, что в столицу вернулся Распутин и снова ласково был принят императрицей. Несколько раньше этого внезапно был уволен товарищ министра внутренних дел генерал Джунковский — лицо очень близкое к царю, навлекшее на себя недовольство за попытку раскрыть глаза государю на безобразное поведение Распутина в ночных притонах.
Вслед за тем началось постепенное увольнение министров, призванных к власти в кратковременный период стремления к сближению ее с общественностью, затем очередь настала и для тех министров, кои в августе 1915 г. подписали письмо государю с выражением сомнения в полезности смены Верховного главнокомандования.
ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ ВТОРОЙ
В год вступления в Верховное главнокомандование действующей армией императору Николаю II исполнилось всего 47 лет. Он был в расцвете сил и здоровья.
Большинство фотографий дают довольно верное представление о внешности и фигуре последнего русского монарха; они не передают только особенностей выражения его глаз и загадочности той полуулыбки, которая почти всегда блуждала на его губах.
Государь был невысокого роста, плотного сложения, с несколько непропорционально развитою верхнею половиной туловища. Довольно полная шея придавала ему не вполне поворотливый вид, и вся его фигура при движении подавалась как-то особенно, правым плечом вперед.
Император Николай II носил небольшую светлую овальную бороду, отливавшую рыжеватым цветом, и имел серо-зеленые спокойные глаза, отличавшиеся какой-то особой непроницаемостью, которая внутренне всегда отделяла его от собеседника. Может быть, это впечатление являлось результатом того, что император никогда не смотрел продолжительно в глаза собеседнику, с которым говорил. Его взгляд или устремлялся куда-то вдаль через плечо собеседника, или медленно скользил по всей фигуре последнего, ни на чем особенно не задерживаясь.
Все жесты и движения императора Николая были очень размеренны, даже медленны. Эта особенность была ему присуща, и люди, близко знавшие его, говорили, что государь никогда не спешил, но никогда и не опаздывал.
Император Николай II встречал лиц, являвшихся к ему, хотя и сдержанно, но очень приветливо. Он говорил не спеша, негромким, приятным грудным голосом, обдумывая каждую свою фразу, отчего иногда получались неловкие паузы, которые можно было даже понять как отсутствие дальнейших тем для продолжения разговора. Впрочем, эти паузы могли находить себе объяснение и в некоторой застенчивости и внутренней неуверенности в себе. Эти черты государя выявлялись и наружно нервным подергиванием плеч, потиранием рук и излишне частым покашливанием, сопровождавшимся затем безотчетным разглаживанием рукою бороды и усов. В речи императора Николая слышался едва уловимый иностранный акцент, становившийся более заметным при произношении им слов с русской буквой «ять».
В общем государь был человеком среднего масштаба, которого, несомненно, должны были тяготить государственные дела и те сложные события, которыми полно было его царствование. Безответственное и беспечное житье, мне думается, должно было бы более отвечать его внутреннему складу. Простой в жизни и в обращении с людьми, безупречный семьянин, очень религиозный, любивший не слишком серьезное чтение, преимущественно исторического содержания, император Николай, безусловно, хотя и по-своему, любил Россию, жаждал ее величия и мистически верил в крепость своей царской связи с народом. Идея незыблемости самодержавного строя в России пронизывала всю его натуру насквозь, и наблюдавшиеся в период его царствования отклонения от этой идеи в сторону уступок общественности, на мой взгляд, могут быть объясняемы только приступами слабоволия и податливости его натуры. Под чужим давлением он лишь сгибался, чтобы потом немедленно сделать попытку к выпрямлению.
Впрочем, это была очень сложная натура, разгадать и описать которую еще никому не удалось. К пониманию характера императора Николая II, мне думается, легче подойти путем знакомства с отдельными фактами и эпизодами из его жизни, столь трагически закончившейся. Не претендуя на полноту, я и постараюсь на дальнейших страницах набросать несколько сцен из собственных наблюдений.
Осенью и зимою 1904 г. мне по должности начальника оперативного отделения Главного штаба пришлось участвовать в царских объездах войсковых частей — государь лично напутствовал своим словом и благословлял образом.
Было жуткое время. Подошли последние дни перед падением Порт-Артура. В царском поезде получали шифрованные донесения о безнадежности положения в осажденной крепости, где находился запертым почти весь наш Тихоокеанский флот. Комендант крепости генерал Стессель[136] слал истерические телеграммы, взывая к «молитвам обеих императриц». Кругом в России уже чувствовалось дыхание революционного зверя..
В царском поезде большинство было удручено событиями, сознавая их важность и тяжесть. Но император Николай II почти один хранил холодное, каменное спокойствие. Он по-прежнему интересовался общим количеством верст, сделанных им в разъездах по России, вспоминал эпизоды из разного рода охот, подмечал неловкость встречавших его лиц и т. д.
— Что это? — спрашивал я себя. — Огромная, почти невероятная выдержка, достигнутая воспитанием, вера в божественную предопределенность событий или недостаточная сознательность?
Свидетелем того же ледяного спокойствия царя мне пришлось быть и позднее: в 1915 г., в трудный период отхода наших войск из Галичины, в следующем году, когда назревал окончательный разрыв царя с общественными кругами, и в мартовские дни отречения в Пскове в 1917 г.
В начале своего царствования император Николай II, свято чтивший память своего отца, проявил тем не менее особое стремление как можно скорее расстаться с его сотрудниками, как бы опасаясь их влияния и давления на свою волю и решения.
Равным образом у него установились довольно холодные отношения с императрицей-матерью, которая могла импонировать ему именем Александра III.
Боязнью чужого влияния можно объяснить и то охлаждение, которое неизбежно наступало в отношениях императора Николая к тем министрам, кои выделялись своими дарованиями, знаниями или независимостью взглядов. Напротив того, люди внешне вкрадчивые и обаятельные, легко приспосабливавшиеся к любым требованиям или лукаво не мудрствовавшие, были лично ему очень приятны.
Не потому ли престарелый министр Двора граф Фредерикс, человек хотя и почтенный, но крайне недалекий, мягкий и проявлявший свою настойчивость лишь в хорошо знакомых ему вопросах придворного этикета, и был тем почти единственным лицом, которое оставалось близ особы царя от первого до последнего дня его царствования!
Уверяют, что одной из фамильных черт, наблюдавшихся у многих членов бывшей императорской семьи, являлась та легкость и холодность, с которыми они расставались с людьми, связанными с ними чем-либо в прошлом. Не приходится поэтому удивляться тому, что эта черта отразилась и в характере отношений к своим сотрудникам императора Николая II.
Но, как часто бывает с людьми слабовольными, показывая себя упорными и упрямыми перед теми, кто стоит от них на известном расстоянии, они легко сдают перед теми, кто им близок. Так было и с императором Николаем, на которого влияние его супруги императрицы Александры Федоровны росло с каждым годом.
Остается только под вопросом: было ли это влияние результатом более сильной воли императрицы или же, как думают некоторые, влияние это должно быть объяснено мягкостью и уступчивостью императора Николая во внимание к болезненному состоянию его супруги?
Лично для меня несомненно первое, что доказывается хотя бы тем, что влияние императрицы особенно выросло в последний период царствования императора Николая, когда он, находясь в Ставке, не ощущал на себе непосредственно результатов болезненного состояния императрицы. Но несомненно, что в основе их взаимоотношений существовало и совпадение взглядов на коренные вопросы управления государством, при котором и не могло возникать никаких расхождений по существу.
