Геннадий Красухин - Круглый год с литературой. Квартал первый
Не верилось, что это о нём, об Илье Юрьевиче, написано: «скончался». Позже я узнал из очерка его (и моего) приятеля Алика Борина, что у Зверева уже в 1952 году была диагностирована «злокачественная гипертония» – болезнь, с которой долго не живут. Тем не менее, выявив эту страшную болезнь, врач прогнозировал Звереву ещё полгода жизни.
А он прожил ещё 13 лет.
Думаю, подпитывал свой больной организм постоянной работой. Он легко уезжал в командировки, легко писал отчётные очерки и статьи.
Сейчас переиздана с предисловием Бенедикта Сарнова книга «Защитник Седов» (1990). Очень советую прочесть. Трагическая повесть об адвокате, взявшемся защищать четверых обвиняемых, которым, как «врагам народа», грозит расстрел. Их освободить удалось, но трагедия случилась не с ними, а с теми, кто их освободил.
По-моему, я видел эту книжечку не так давно на книжном развале.
* * *О романе «Санин» Михаила Петровича Арцыбашева я был наслышан с подростковой юности. В Ленинке его не выдавали: книги эмигрантов были в спецхране. Так что прочитал я роман поздно. И, надо сказать, с изрядной долей скуки.
Может быть, я воспринял бы его иначе, прочитай роман подростком, на кого Арцыбашев и рассчитывал. Но куда больше, чем роман, мне понравилась блистательная рецензия на него Корнея Ивановича Чуковского, названная «Геометрический роман»:
«I
У героинь этого романа очень пышные груди, у героев очень сильные мускулы, и вообще весь роман ужасно как старается, чтобы мы сочли его поэмой телесности, солнца, половой радости, звериного счастья, греха.
Но при всем нашем желании, мы не можем угодить ему. Именно оттого, что какая же при зверином счастье – старательность? Чем больше в романе доказательств в защиту солнца, тем меньше мы им верим, именно опять-таки оттого, что это доказательства.
Г. Арцыбашев старательно и добросовестно строит запутанные свои силлогизмы. И, сколько бы потом он ни описывал женских грудей, дрожащих мужчин, сколько бы потом он ни говорил «звериных», пугающих слов, – всё это никого ни увлечь, ни испугать не может, ибо из-за всего этого торчит силлогизм.
Критики уже сердились на этот роман, зачем в нём так много обнажённых тел и сладострастных образов. Боже мой, если бы это было так. Создать образ, написать живое, дышащее тело – да ведь это величайшая цель и величайшая трудность для художника. Браня так г. Арцыбашева, – мне кажется, ему тем самым делали ужасно лестные комплименты, и по совести мне кажется, он их не заслужил.
II
Свои потаённые доказательства г. Арцыбашев ведёт издалека. Первое положение его теоремы такое: мысли человека всегда лживы и выражают то, чего хочет его тело.
И вот кто бы из героев г. Арцыбашева, что бы у него ни подумал, что бы у него ни сказал, г. Арцыбашев сию же минуту со злорадством шепнёт читателю, что мысли эти – ложь, что думать их вовсе не следовало, а следовало бы думать то-то и то-то, и если герой этого не подумал, то только потому, что его телу этого не хотелось.
Такое уличение своих же героев во лжи ведётся г. Арцыбашевым с первой страницы до последней – без единой поблажки».
Начал я с «Санина», потому что «Санин» прославил Арцыбашева. Роман переводили, писателя обвиняли в порнографии. Даже кое-где возникали судебные процессы по этому поводу.
Но «Санин», появившийся в 1907 году, был далеко не первой книгой Арцыбашева. Сам писатель считал лучшим своим произведением «Смерть Ланде» (1904). После того, как книгу заметили, он отказался от карьеры художника, о которой поначалу подумывал.
Он издал двухтомник «Рассказов» (1905–1906). А после «Санина» роман «У последней черты» (1910–1912), где описывается самоубийство сразу семи героев.
Недаром немецкий славист Вольфганг Казак написал в своём «Лексиконе»: «Главное у Арцыбашева – свободная любовь, насилие, эгоизм, описания убийств, казней, самоубийств, предсмертных судорог; изображение рассчитано на то, чтобы шокировать читателя».
Разумеется, преследуя в литературе такие цели, Арцыбашеву нечего было рассчитывать на счастливую писательскую жизнь в России после революции. И он поспешил в эмиграцию.
Эмигрировал в Польшу. Стал одним из руководителей газеты «За Свободу!», где под общим заглавием «Записки писателя» печатал обзор общественно-политической жизни. Он собрал эти статьи и выпустил отдельной книгой «Записки писателя» (1925). По мне, лучшая его книга.
В Варшаве он продолжал выпускать и художественные свои вещи. Но они такого успеха, как когда-то в России, не имели. Умер в Варшаве 3 марта 1927 года. Родился 5 ноября 1878-го.
4 МАРТА
Поэт Николай Отрада был членом литературного кружка при Сталинградском тракторном заводе. Первые стихи напечатал в заводской многотиражке и в «Сталинградской правде».
Он поступает одновременно на очный Сталинградского педагогического института и на заочный Литературного. С 1939 года перешёл на дневное отделение Литературного института.
В декабре 1939 года добровольцем ушёл на финский фронт. 4 марта 1940 года попал в окружение и был убит. Его друг и сокурсник Арон Копштейн попытался вытащить тело товарища и тоже погиб. Родился Николай Отрада 26 декабря 1918 года. И, стало быть, погиб он в 21 год.
Стихов он написал не так уж и много. Но они сохранились:
Гуси летят в закат,
Розовый, как крыло;
В перистые облака
Рвутся они напролом.
Милая! Посмотри —
Гуси летят в Тибет,
Стая, другая, три.
Больше их, больше там,
В воздухе голубом,
Но я не хочу летать,
Я не могу летать —
Я хочу быть с тобой.
5 МАРТА
Я всегда оживлялся, когда в «Литературную газету» приходил прекрасный критик Станислав Рассадин. Вычитав гранки очередного своего блистательного фельетона и дождавшись конца моего рабочего дня, он вместе со мной выходил из здания. Мы шли по Цветному, Рождественскому, Тверскому, Суворовскому, и говорили, говорили, говорили. Сворачивали к Библиотеке Ленина, где Рассадин садился на троллейбус, который вёз его на Ленинский проспект, а я шёл домой на Арбат.
Рассадин жил на Воробьёвском шоссе, которое окрестные жители называли «Воробьёвкой». Потом его переименовали в улицу Косыгина. И в полном соответствии с речевыми и психологическими законами её окрестили «Косыжкой».
Нас связывали не просто профессиональные интересы и приятельство, нас связывала дружба.
Я и сам не заметил, как оказался в сильнейшей зависимости от его манеры мыслить и выражать эти мысли. Для меня он был Мастер, и я охотно пошёл к нему в подмастерья.
