К Акула - Боем живет истребитель
Когда все увидели, что мой "лавочкин" действительно неуправляем, посыпались всевозможные советы. Только мне было не до них, я уже начал отстегивать привязные ремни. И вдруг слышу крайне встревоженный голос:
- Скоморох, Скоморох, внизу немцы, немцы внизу! Это подполковник Александр Самохин - заместитель командира штурмовой дивизии. Хотя он часто бывал на НП, мы никогда с ним не встречались, но почти каждый день переговаривались по радио и прониклись друг к другу уважением.
Меня будто током ударило. Попасть в плен?! Нет, только не это!
- Скоморох, внизу немцы, ты слышишь меня? - спрашивает Самохин.
- Вас слышу, все понял, - ответил я, а про себя подумал: "Спасибо, друг!"
В считанные секунды промелькнула вся моя недолгая жизнь... Мысленно представил встречу с фашистами...
А земля все ближе, ближе... Конец?! Из последних сил борюсь с неповинующейся машиной.
Внезапно замечаю, что самолет уменьшает угол пикирования. Ручку - на себя! Сектор газа - вперед. Обороты - максимальные. Истребитель начинает переходить в горизонт. Ура! Еще не все потеряно.
- Ребята, прикройте, еще есть шанс! - передаю по радио.
Когда самолет снова стал набирать высоту, я убрал газ, ручку управления подал вперед. В какой-то точке, потеряв скорость, самолет снова переходит в пикирование. Повторяется все сначала, но уже с меньшей, более пологой амплитудой. Отлично! Правду говорят, что безвыходных положении не бывает.
Приноровился управлять машиной - амплитуда становится все более пологой. В окружении боевых друзей держу курс домой.
Самохин предупреждает ребят;
- "Мессерами" не увлекайтесь, надежно прикрывайте ведущего!
А внизу Дунай. Вот он уже остается позади. Тут наши войска. Можно бы и покинуть самолет, да жалко. Он меня не подвел, считай, выручил из беды. Как же я его брошу? Нет, этому не бывать. "Ковыляю" дальше. Вот и аэродром. Выпускаю шасси.
Снижаюсь до двухсот метров. Машинально, по привычке, выпустил щитки "лавочкин" сразу как бы вспух. Я похолодел. Но тут же взял себя в руки, добавил газку. На большой скорости прохожу над летным полем, потихоньку уменьшаю обороты, проскакиваю почти весь аэродром, шлепаюсь на краю бетонки, вкатываюсь прямо в кювет, становлюсь "на попа". Машина стоит на лопастях и коке, не качается. Что же делать? Вылезти не решаюсь - "лавочкин" непременно завалится, может произойти беда. Нет, буду ждать.
Казалось, прошла вечность. Наконец прибежал техник, приехала полуторка. В кузов, выложенный матрацами, осторожно опустили хвост самолета.
На аэродроме я вылез из кабины и долго не мог прийти в себя - не верилось, что остался жив и невредим.
Что же случилось? Оказалось, зенитный снаряд попал прямо в хвостовое оперение, отбил левую часть руля глубины, повредил правую. Я летел, как поется в американской песенке, "на честном слове и на одном крыле".
Техники и механики быстро отремонтировали мой самолет. Я поднялся в воздух, проверил - хорош. Неужели это из-за его непослушания я чуть не попал в руки врага? Спасибо Самохину - вовремя подсказал, что внизу вражеские позиции. После войны я встречусь с ним в нашем полку и выражу сердечную признательность за товарищескую помощь.
А пока бои продолжаются. С Горьковым, Кисляковым, Цыкиным отправляемся сопровождать группу штурмовиков во главе с Героем Советского Союза старшим лейтенантом К. Прохоровым. Звание Героя было присвоено ему и мне одним указом, и это как-то сблизило нас.
Задание выполнено, штурмовики хорошо поработали. Идем назад, пересекаем Дунай, скоро и аэродром.
Слышу голос Прохорова:
- Скоморох, благодарю за прикрытие, мы уже дома; до новой встречи в воздухе!
- Рады служить славным боевым труженикам.
Я осматриваю четкий строй "илов" - идут красиво, крыло в крыло. Никто им не угрожает, можно и уходить. Но что-то удерживает меня, хочется еще немного пройти рядом с "горбатыми", перекинуться словцом-другим с Прохоровым славным, веселым парнем.
Только начали переговариваться, вдруг слышу: "Мессеры", "мессеры"!
Осматриваюсь - "мессершмитты" подкрадываются к штурмовикам снизу. А мы сверху, километрах в трех. Ближе всех к противнику - Цыкин.
- "Горбатые", убирайте шасси. Цыкин, атакуй!-передаю по радио и тоже спешу наперерез вражеским истребителям. Издалека открываю навесной заградительный огонь - не действует, немец идет прямо к "илам". Я подхожу поближе, снова даю очередь - "мессершмитт" уходит. Цыкин сорвал атаку второго. Подоспел Горьков. Враг стал уходить. Мы устремились в погоню. Зло нас взяло: обнаглели фашисты, прямо над аэродромом нападают, надо их проучить.
За Дунаем настигаю "мессершмитта", сваливаю его одной очередью. За вторым идет Цыкин, да что-то торопится.
- Миша, спокойнее, прикрою, помогу! Слова эти ободрили Цыкина, придали ему уверенности.
Я тут же услышал;
- Ну, держись, покажу тебе!
Миша Цыкин по всем правилам провел атаку, от выпущенной им трассы "мессершмитт" клюнул носом и взорвался.
Мне вспомнились слова Героя Советского Союза полковника Н. Ф. Баланова, сказанные нам, молодым летчикам, в Адлере:
- Ведомый не только прикрывает, но в атакует, когда нужно.
Сейчас это вошло в нашу повседневную, практику. Да, сложная штука воздушный бой. Трудно предусмотреть все его перипетии, нюансы. Но нужно. Для этого требуется незаурядное мастерство, отработанная точность действий, пунктуальная исполнительность и одновременно высокая бдительность, боевая активность и безграничная храбрость. Воздушный бой только непосвященному может показаться стихийным, неуправляемым. Он развивается согласно своим внутренним законам, познав которые ты становишься хозяином положения, а если ты еще и командир - настоящим организатором боя. Умение понимать обстановку, мгновенно оценивать ее, быстро принимать решения, проявлять тактическую гибкость, находчивость, не теряться при неожиданных осложнениях, находить правильный выход из них - вот что определяет мастерство воздушного бойца. Горе тому, кто в каждом отдельном случае станет пользоваться заученным когда-то приемом. Настоящее боевое искусство проявляется тогда, когда, зная сто способов борьбы, ты применяешь свой собственный, сто первый.
Командир организует бой, стремясь с максимальной эффективностью использовать имеющиеся в его распоряжении силы и средства. Свой личный пример, опыт, знания и мастерство он направляет на достижение главной цели уничтожение врага.
В воздухе он один в ответе за свои решения. Они должны быть продуманны, целесообразны, обоснованны, чтобы у подчиненных не возникало ни малейшего сомнения в их разумности!
К сожалению, в первое время к искусству организации и ведения воздушного боя не все командиры относились с должным вниманием, и молодые летчики нередко обретали мастерство ценой ошибок и неудач, отчего терялось многое.
