Режин Перну - Элоиза и Абеляр
Так 21 апреля 1142 года в мире и покое закончилась эта бурная, преисполненная тревог и невзгод жизнь; было Абеляру около шестидесяти трех лет.
Петр Достопочтенный не счел, что его миссия закончена со смертью Абеляра. Он не отделял Абеляра от Элоизы. О кончине Абеляра Элоизу известил один из клюнийских монахов по имени Тибо; Петр Достопочтенный, едва вернувшись в Клюни из поездки, когда ему «выпала минута передышки среди этой суеты и хлопот», по его выражению, сам написал Элоизе письмо. Из откровенных, доверительных бесед с Абеляром он хорошо знал ту, к которой обращался теперь со словами утешения. Он знал, какие сокровища любви воодушевляли и ободряли эту аббатису, знал он и о том, какое тайное горе, какая тайная боль терзала и подтачивала ее: ведь эта безупречная во всех отношениях монахиня, принявшая постриг ради любви к мужчине, по-прежнему пребывала в убеждении, что ее жертва ничего не значит в глазах Господа, потому что принесена она была не для Него и не ради Него, а для мужчины и ради мужчины, для Абеляра и ради Абеляра. Петр Достопочтенный мог бы ограничиться кратким посланием с выражением соболезнования, он мог бы легко найти для себя повод хранить молчание о прошлом, якобы руководствуясь тем благовидным предлогом, что ему надобно быть предельно скромным и деликатным, он мог бы, убоявшись тайн женской психологии, ограничиться туманными поучениями и назидательной проповедью… Однако его письмо к Элоизе не содержит ничего такого, что позволило бы упрекать его автора в человеческой осторожности, ибо письмо это того же уровня, что и вся история Элоизы и Абеляра, это свидетельство своеобразного преодоления человеком самого себя, неустанного поиска, того поиска, что поставил героев этой истории выше всяческих компромиссов и легких решений, требующих лишь согласия, смирения и покорности. Петр Достопочтенный обращается к Элоизе, которой он восхищался в дни своей юности и которой он об этом напоминает теперь, когда они оба достигли возраста зрелости. В выражениях, употребляемых Петром Достопочтенным, мы узнаем высокий стиль куртуазной любви к Прекрасной Даме: «Я хотел вам показать, какое место я приберег в моем сердце для той нежной привязанности, что я питаю к вам во Христе, и эту нежную привязанность я испытывать начал не сегодня, нет, а очень, очень давно, и я бережно храню ее в моей памяти». Далее следуют страницы, представляющие собой не что иное, как блестящее «похвальное слово» Элоизе, ее уму и образованности, ее рвению и усердию в учении, проявленным еще в юности. «Позднее, — пишет Петр Достопочтенный, — когда это стало угодно Тому, Кто отметил вас особой печатью еще у груди вашей матушки, дабы призвать вас к Себе Своей милостью и благодатью, вы направили свою ученость на лучший путь: вы женщина, действительно сумевшая постичь философию, вы отринули логику ради Евангелия, физику — ради Апостола, Платона — ради Христа, академию — ради монастырских стен». Затем Петр Достопочтенный искренне принимается восхвалять то высокое, совершенное мастерство, с которым Элоиза ведет к Господу доверенных ее руководству монахинь: «Это, моя дражайшая сестра во Христе, я говорю не для того, чтобы польстить вам, а для того, чтобы призвать вас и всех прочих оценить высшую степень блага, творимого вами так давно, и призвать вас и далее хранить это благо, и творить его с присущей вам мудростью, дабы ваш пример и ваши речи воспламеняли сердца тех святых женщин, что вместе с вами служат Господу нашему… Подобно светильнику, вы должны одновременно гореть, согревать и освещать. Вы — ученица и последовательница истины, но для должного исполнения той роли, что вам доверена, вы в то же время являетесь еще и учительницей, наставницей, обучающей других смирению и покорности». Далее Петр Достопочтенный сравнивает Элоизу с царицей амазонок Пенфесилеей, с пророчицей Израиля Деворой и напоминает ей о том, что имя Девора на древнееврейском языке означает «пчела»: «Вы создадите истинное сокровище, а именно мед… ведь все соки, что вы собирали и еще соберете там и сям со всех цветов, вы вольете своим примером и своими речами, а также всеми иными возможными способами в сердца женщин вашей обители или других женщин».
Подобное письмо в некотором роде ставило Элоизу лицом к лицу с ее личными обязанностями, заставляло ее погрузиться в размышления о собственной жизни. Абеляр умер, но ей не следовало предаваться соблазну жить только прошлым и в прошлом, понапрасну терзаться воспоминаниями и тщетными сожалениями, изнурять себя ими и чахнуть, ведь ее роль была еще очень далека от завершения. Ее жизнь, ее деятельность, ее личность были посвящены служению на благо монастыря, ее монастыря, именно в этом состояла реальность и правда ее жизни. Петр Достопочтенный, заканчивая эту часть своего послания, столь возвышенно написанную, дабы упрекнуть Элоизу, заставить ее воспрянуть духом и пробудить в ней чувство ответственности, все творческие силы ее глубокой натуры, продолжал так: «Мне было бы очень приятно переписываться с вами или вести беседы, настолько я очарован вашими познаниями, и в особенности меня привлекает в вас ваше благочестие, по поводу которого мне многие возносили в ваш адрес хвалы. Как было бы прекрасно, если бы по воле Господа ваш монастырь оказался в подчинении у Клюнийского ордена! Как было бы чудесно, если бы вы находились в стенах великолепного монастыря в Марсиньи вместе с другими служительницами Христа и вместе с ними ожидали бы там, в этом земном плену, небесного освобождения, небесной свободы!» Надо сказать, что женский монастырь Марсиньи был особенно дорог сердцу Петра Достопочтенного, потому что его мать Ренгарда приняла там постриг, как и две его племянницы.
После столь трогательного и возвышенного обращения к Элоизе Петр Достопочтенный переходит к воспоминаниям об Абеляре: «Если Божественное провидение, распоряжающееся всем на свете, отказало нам в тех преимуществах вашего личного присутствия, то оно по крайней мере даровало нам счастье присутствия того человека, того мужчины, что вам принадлежит, великого человека, коего не следует бояться с почтением именовать служителем и истинным философом Христа, оно даровало нам счастье присутствия магистра Абеляра».
«Человека… мужчины, что вам принадлежит…» Когда мы читаем эту фразу и отмечаем чрезвычайно сильное и яркое выражение, нам почему-то трудно себе представить, что оно вышло из-под пера аббата, написавшего письмо аббатисе, и мы не можем не задуматься над тем, какими словесными ухищрениями сопровождалось бы сегодня описание сходной ситуации в сходных обстоятельствах. Но церковная елейность, то есть слащавость и вкрадчивость — это «изобретение» XVII века, а здесь мы имеем дело с мощной, смелой и яркой простотой, которая присуща той же эпохе, что и словесные крайности Бернара из Клерво. Кстати, за этим выражением читалась конкретная реальность, ибо Элоиза обратилась к аббату Клюни с просьбой выдать ей тело Абеляра, дабы в соответствии с волей покойного захоронить его в Параклете. Петр Достопочтенный более чем кто-либо другой был способен понять, какие чувства скрывались за этой просьбой, о чем свидетельствуют завершающие строки его письма к Элоизе: «Того, с кем были вы соединены узами телесными, а позднее и узами более прочными, узами Божественной любви, того, вместе с кем и под чьим влиянием вы посвятили себя служению Господу, того, говорю я вам, Господь сегодня согревает на Своей груди… И в день пришествия Господа нашего, при звуках гласа Архангела, при звуках трубы, извещающих о прибытии Верховного и Всевластного Судии, спускающегося с небес, Он возвратит вам его в Своей милости и благодати, ибо Он хранит его для вас».
