Коллектив авторов - Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи
Совместный портрет сестер Бронте, написанный их братом Бренуэллом, приблизительно в 1835 году. Слева направо: Энн, Эмили и Шарлотта (видна также тень Бренуэлла, появившаяся, когда он стер свое изображение)
Она видела Витриполь – Стеклянный город. «Блистательный город, с дивным величием встающий над изумрудными владениями Нептуна!» – так выразился однажды один из ее героев. Два мыса, словно руки, обнимали Витрипольскую гавань, в которой качались множество кораблей, приплывших сюда со всего света. Витриполь лежал в долине, среди холмов и виноградников. Ее окружала цепь гор, казавшаяся в рассветных лучах голубой. Его стены и бастионы вздымались на головокружительную высоту, но выше них была Башня всех народов – напоминавшая древнюю Вавилонскую башню. Над широкой главной улицей, сплошь застроенной роскошными магазинами, разносился серебристый рокочущий звук большого соборного колокола. В Ротонде – круглом зале, где собрался цвет Витрипольского общества, гости, расположившиеся на бархатных диванах и оттоманках, потягивали шербет и кофе, играли в карты или сговаривались на партию в бильярд, курили и вели праздные разговоры. До слуха мисс Бронте доносились отдельные фразы, бессвязные обрывки разговоров: «На вашем месте, Джек, я бы носил парик!»; «Сэр, я убежден, что правительство долго не продержится, если немедля не применит к зачинщикам мятежа самых жестких и решительных мер!»; «Вы играете нечестно, я видел, как вы заглянули в карты моему партнеру»; «У меня трубка погасла»; «Кто это там разговаривает с маркизом Доуро?»; «Так больше продолжаться не может. Народное недовольство растет день ото дня»; «Только попробуйте этот шербет, Бутон. Не правда ли, редкая отрава?»; «О, сэр. Я не сомневаюсь, что мы преодолеем все трудности»; «Эта самодовольная мартышка, корнет Груб, только что спросил меня, не нахожу ли я, что сегодня он особенно в лице»; «Мой кофе отвратителен – подкрашенная тепловатая водичка»; «Сколько у вас в козырях?»; «Где вы покупаете пудру для парика?»; «Два к одному на Грехема»; «Это не настоящие гаванские сигары».
«Ослепленные блеском двора и политическим честолюбием, они забыли рощи, среди которых росли, – думала мисс Бронте. – Забыли дубовые аллеи, посаженные их предками триста лет назад, их покои, безмолвные фамильные портреты, ненужные и нелюбимые, густые леса с одинокими полянами, где не бродит никто, кроме оленей. Я тоже готова забыть все это, но я всегда буду помнить их, людей, которых я знаю едва ли не лучше, чем собственных брата и сестер».
И, незримая, она снова воспарила над городом.
Вокруг Витриполя расстилалась плодородная страна, климатом и растительностью более напоминавшая Англию, чем Африканский континент. Неприступные скалы на севере – как в Шотландии, лесистый запад, орошаемый бесчисленными реками восток. И везде – города, городки, замки, поместья. И везде люди, готовые поделиться своей историей.
Голова мисс Бронте кружилась. Она чувствовала, что дух Витриполя с ней, что он шепчет ей новую повесть, лучшую из когда-либо написанных ею. Она ясно различала первые слова…
– Мисс Бронте… – маленькая рука подергала ее за платье. – Мисс Бронте, можно выйти?
* * *За вечерним чаем мисс Бронте была мрачна. Когда мисс Кук обратилась к ней, разрушив могучую фантазию, ее едва не стошнило. После этого глубокая печаль и безнадежность снова овладели девушкой. Словно в какой-то летаргии, она присутствовала на остальных уроках, слушала ответы «остолопок» – как мысленно их называла. Она уже не гневалась и не роптала. К чему? То же было вчера, то же будет завтра. Она должна работать, чтобы ее сестры могли получить образование и… тоже работать гувернантками. А они к этому склонны ровно столько же, сколько и она. И почему для образованных женщин нет другого занятия? Почему считается, что они все поголовно обязаны любить детей и наслаждаться их обществом?! Причем любых: своих, чужих, смышленых, тупых, грубых, вежливых! Если быть учителем – высокое призвание, то почему нужно призвать к нему всех без разбора, не позаботившись о маломальских склонностях! Нет, мисс Вуллер – отличная начальница, и для какой-нибудь флегматичной йоркширской девицы с ограниченным кругозором, лишь немного превышающим кругозор ее воспитанниц, здесь был бы рай земной. Но фантазии мисс Бронте тесно в этом мирке. Полцарства за разговор со взрослым и умным собеседником!
– Мисс Бронте, вы нездоровы? Пожалуйста, выпейте еще чашечку чая. Вот увидите, это чудесно вас взбодрит.
– Спасибо, мисс Вуллер, вы очень добры.
«Разве что лава из ада могла бы сейчас меня взбодрить! А не этот слабо заваренный чай и вечно крошащийся пирог с тмином. Хотя, конечно, кормят здесь гораздо лучше, чем в пансионе, где я училась в детстве. И условия гораздо лучше. Там был просто какой-то кромешный ужас, недаром мы потеряли там двух сестер – до сих пор больно и страшно вспоминать. Но, видимо, таково устройство моей несчастной натуры – я не умею довольствоваться малым, мне всегда хочется большего!»
После чая они отправились на ежедневную прогулку по извилистому берегу реки. Дневной жар спал, с полей долетал сладкий запах скошенной травы, на ветвях деревьев то здесь, то там сверкала в закатных лучах паутина, птицы перекликались тревожными голосами, устраиваясь на ночлег. Только мисс Бронте вздохнула полной грудью, чувствуя, как напряженное тело расслабляется, и она уже не стискивает зубы с силой, способной сломать человеческий палец, как ее догнали мисс Листер и ее подруга мисс Мариотт, жаждавшие общения.
– Ой, мисс Бронте, а у вас дома есть яблоки? А вы печете с ними пироги или варите джем? А вам нравится яблочный сидр? Я его обожаю. У нас дома…
Казалось бы, милая болтовня. Но мисс Бронте чувствовала себя как узник, которому удалось на минуту вырваться на свободу, а потом оказалось, что его тюремщики просто решили пошутить над ним. Нет, эти маленькие демоницы твердо решили похитить ее рассудок, и они не знают жалости!
Вернувшись в пансион, совершенно разбитая и без сил, она отказалась «выпить еще чашечку чаю» и ушла в спальню, чтобы впервые за весь день побыть одной.
Она упала на кровать и наконец отдалась своим фантазиям, которые подспудно беспокоили ее весь день, бились в голове, как птицы в силке. Сейчас они словно выпорхнули, и она явственно услышала шелест их крыльев, который успокаивал и умиротворял.
Потом из темноты проступило лицо женщины. Необыкновенно красивое и одновременно характерное, ничуть не похожее на те бесчисленные белокурые головки с локонами, которые так любят рисовать ее ученицы на любом клочке бумаги. Нет, женщина была темноволоса, со смуглой кожей и карими блестящими глазами, в которых отражалось пламя свечи. Одетая в легкое муслиновое платье с широкими рукавами и пышной юбкой, она держала в руках подсвечник. Она только что вышла из кухни и остановилась в полутемной прихожей. Свеча выхватила из темноты оленьи рога на стене, на которых висели мужская шляпа и грубый плащ.
