Рене Кастр - Бомарше
Это было в конце августа 1776 года, накануне парламентских каникул. Парламент заявил, что займется этим делом после возвращения с каникул. Чтобы избежать проволочек, Бомарше опять обратился за помощью к Морепа, сам составил от его имени записку первому председателю в двух экземплярах и попросил министра подписать ее.
В результате председателю пришлось назначить слушания немедленно, но в полученной им записке оговаривалось, что от него не требуется никакой предвзятости при рассмотрении существа дела.
По-прежнему опасаясь за исход процесса, Бомарше, желавший заручиться поддержкой генерального прокурора Сегье, вновь отправился к Морепа с просьбой убедить Сегье выступить в его пользу; он вытребовал у Морепа письмо следующего содержания:
«Версаль, 30 августа 1776 года.
Сударь, я узнал от г-на де Бомарше, что если вы не будете столь любезны и не замолвите за него словечко, то его иск не будет рассмотрен до 7 сентября. Дела короля, ведение коих поручено г-ну де Бомарше, требуют, чтобы он немедленно отправился в дальний путь, однако он боится уехать из Парижа до того, как ему будут возвращены гражданские права. Он уже так долго страдает от своего бесправного положения, что желание его на этот счет представляется мне вполне законным. Я не прошу вас ни о каком снисхождении касательно существа дела, но вы бы крайне обязали меня, ежели содействовали бы тому, чтобы оно было рассмотрено до каникул».
С подобной поддержкой министра успех Бомарше становился более чем вероятным. Чтобы подстраховаться еще больше, он пригласил себе в защитники известного адвоката Тарже, который прославился своими выступлениями против парламента Мопу.
Желая привлечь в зал суда как можно больше публики и склонить ее на свою сторону, Бомарше написал своему защитнику открытое письмо, начинавшееся словами, вызвавшими бурный восторг: «Мученик Бомарше — непорочной деве Тарже».
Будучи прекрасным юристом, Тарже отличался чрезмерной витиеватостью слога, что, впрочем, было весьма в духе того времени. Дело своего клиента он связал с проблемой восстановления прежнего парламента и закончил свою речь следующими словами:
«Итак, господа, выполните то, чего все ожидают и чего, осмелюсь заявить, в глубине души желаете вы сами, — восстановите справедливость. Пришло время для того, чтобы г-н де Бомарше, признанный обществом невиновным, был оправдан законом. Она закончилась, эта эпоха противоречий и столкновений, когда мнение простых граждан не всегда совпадало с приговором судей, когда человек мог подвергнуться наказанию, не совершив бесчестного поступка. Согласие восстановлено, нация имеет теперь своих судей. Министры и блюстители законов вновь обрели право, еще более важное и почетное, следить за нравственностью и усмирять эмоции. И вот, в счастливую пору обретенного согласия, здесь, на глазах у публики, в силу вердикта блюстителей закона, г-ну де Бомарше будет по праву возвращено высшее благо человека в любом обществе, а именно — честь, которую он в ожидании пересмотра дела доверил общественному мнению».
За десять лет до Великой французской революции подобные речи приобретали особое звучание. Парламент сдался, генеральный прокурор Сегье, должным образом подготовленный, высказался за реабилитацию Бомарше.
6 сентября 1776 года парламент в полном составе аннулировал обвинительный приговор, вынесенный ранее Бомарше, восстановил его в гражданских правах и снял ограничения на его занятия общественной и профессиональной деятельностью.
Эта блестящая победа была с радостью встречена публикой, присутствовавшей на оглашении постановления суда. Бомарше подхватили на руки и донесли до самой кареты, а на следующий день он опубликовал речь, которую не смог произнести накануне.
Эту речь можно прочесть в полном собрании его сочинений, ей не откажешь в смелости. Но та справедливая критика, что прозвучала в ней в адрес парламента Мопу — упрек в медлительности судопроизводства, в равной мере относилась и к восстановленному парламенту, чьи методы ничуть не отличались от методов его предшественника и оказались столь живучими, что и спустя два столетия продолжают парализовывать судебную машину.
В то время эта критика произвела сильное впечатление: народ с удивлением узнал, что прежние дурные привычки отнюдь не изжиты; всеобщее внимание было привлечено к тому, что судейский корпус может резко менять свои взгляды, делая вид, что в угоду народу идет против воли короля, на самом деле заботясь лишь о том, чтобы сохранить свои привилегии.
«Народ — это судья судей», — провозгласил Бомарше, и эти слова стали одним из ключевых лозунгов революции.
Ожесточенная борьба за восстановление попранного достоинства закончится лишь через два года, когда решение парламента Экс-ан-Прованса ознаменует победу Бомарше не только в моральном, но и материальном плане.
И все это время, сочиняя параллельно «Женитьбу Фигаро», он будет заниматься главным образом решением политических и коммерческих проблем. Независимость Соединенных Штатов была его великой заботой: он ее предсказал, а затем, опередив всех остальных, попытался на ней нажиться; это был один из интереснейших эпизодов его жизни.
Чтобы лучше разобраться в этой истории и ничего в ней не упустить, нужно вернуться в Лондон в 1775 год, таким образом мы сможем удостовериться, что наш герой умел не только с честью выходить из скандальных ситуаций — мы не можем не рассказать о них подробно, ибо они составляли основную часть его жизни, — но и решал важные политические проблемы, повлиявшие на судьбы мира.
Фигаро в первую очередь интриган, а уже потом философ и здравомыслящий политик; такова уж его натура. Но последнее качество сыграло не последнюю роль, заставив его с поразительным упорством толкать Францию на взятие реванша над Англией путем оказания помощи тринадцати североамериканским штатам.
Глава 31
ПРЕДЧУВСТВИЕ ПЕРЕМЕН В СУДЬБЕ АМЕРИКИ (1775–1776)
Сразу по приезде в Лондон в 1775 году Бомарше взял на себя инициативу держать Людовика XVI и Верженна в курсе проблем, возникших у Англии с ее американскими колониями.
Неуклюжие шаги, предпринятые Георгом III и его министрами, вызывали всевозрастающее недовольство по ту сторону Атлантики; колонисты разделились на два лагеря: одни желали сохранить верность британской метрополии, другие, и их количество все увеличивалось, заявляли о своей готовности к восстанию.
Конгресс, избранный тринадцатью штатами и заседавший в Филадельфии, выдвинул Англии ряд требований и подтвердил, что в случае их невыполнения американский народ, факт существования которого был неоспоримым, будет завоевывать свою политическую свободу с оружием в руках.
