Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Гурко Владимир Иосифович
По совершенно иным, но также хорошо известным причинам одновременно покинул Временное правительство и министр иностранных дел Милюков [189].
Мы прибыли в Петроград 16 мая и прямо из поезда поехали домой к князю Львову, где собрались все члены Временного правительства. Тогда они уже приняли решение о замене Гучкова Керенским, полагая таким назначением умерить демократические аппетиты армейских комитетов. Милюкова заменил Терещенко [190] – вероятно, только потому, что он был единственным членом правительства, который мог свободно изъясняться на нескольких языках.
Его прежняя подготовка и послужной список ни в коем случае не делали его подходящим для занятия поста управляющего отечественной внешней политикой, тем более в столь трудное время. До сих пор не последовало никакого официального распоряжения, которое бы подтверждало замены министров, поскольку сразу возникли разногласия по поводу того, кто должен подписать этот документ – то ли председатель Думы, как глава ее Временного комитета, то ли князь Львов, или же, наконец, они оба вместе? В начале марта, когда совершались первые назначения членов Временного правительства, вопрос о том, кто должен утверждать новых министров в случае отставки одного или нескольких членов правительства, а тем более – когда в отставку уходит все правительство в целом, остался нерешенным. Как видно, тогда понадеялись, что первый состав Временного правительства сможет руководить страной вплоть до созыва Учредительного собрания в соответствии с манифестом об отречении царя [191].
Здравый смысл подсказывает, что утверждение новых министров, а в особенности подбор кандидатур при создании нового правительства должны находиться в компетенции лица или группы лиц, не имеющих непосредственного отношения к самому правительству. Однако все планы Временного правительства были направлены на удержание всей полноты власти в своих руках. В первом случае распоряжение было подписано Родзянкой и Львовым, но в следующий раз Временное правительство игнорировало Временный комитет Государственной думы, в результате чего подпись его председателя исчезла.
Тогда я в первый раз получил возможность встретиться с Керенским. Редко посещая заседания Государственной думы, я ни разу не имел случая видеть его на трибуне. Сообщив членам правительства, что привело нас в столицу, мы высказали желание изложить свою позицию не только перед ними, но также перед членами Временного комитета Думы, а в особенности – перед вожаками и заправилами Петроградского Совета. Я предложил пригласить весь Временный комитет, в котором насчитывалось шестьдесят человек, но князь Львов предпочел пригласить только бюро этого комитета, так как полное собрание его членов было бы слишком многочисленным и могло только привести к нежелательным инцидентам.
Глава 28 ВОЕННЫЙ МИНИСТР КЕРЕНСКИЙ. СОВЕЩАНИЕ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИХ В ПЕТРОГРАДЕ. МОЙ КОНФЛИКТ С ПРАВИТЕЛЬСТВОМ
При встрече с членами правительства главнокомандующие прежде всего объяснили им, что приехали с целью убедить Временное правительство в необходимости принятия решительных мер для восстановления в армии дисциплины, без которой невозможно рассчитывать на боеспособность войск. До сих пор все говорили солдатам только об их правах; теперь настало время напомнить им и об их обязанностях.
Во время последовавшего обмена мнениями я указал на то, что моральный долг велит нам ничего не утаивать от тех, кто, осмотрительно или безответственно, управлял политической жизнью страны; что мы намерены говорить им правду, всю правду и ничего, кроме правды. Керенский, неофициально уже занявший пост военного министра и сохранивший за собой Министерство юстиции, заметил на это, что и сам придерживается мнения, что совершенно необходимо говорить правду, и только правду, однако – не всю. Иначе, учитывая тактическую ситуацию, продолжал он, можно только дополнительно вооружить лидеров Советов. Я с ним не согласился, а потому счел себя вправе впредь поступать в соответствии со своими убеждениями. В тот день мы все обедали у князя Львова, однако во время обеда члены Временного правительства один за другим удалялись в соседнюю комнату. Там распределялись министерские портфели, и представители Совета торговались по поводу того, кому из его членов они должны достаться.
Совещание Временного правительства, Временного комитета Государственной думы и президиума Исполнительного комитета Советов рабочих и солдатских депутатов было назначено на следующий день. Заседать предполагалось в большом зале Государственного совета в Мариинском дворце. Я приехал во дворец точно в назначенный срок; один за другим появились главнокомандующие, но о других участниках заседания не было ни слуху ни духу. Постепенно собрались министры Временного правительства. Что касается членов Совета, то они, как видно, для поднятия своего «авторитета» решили заставить себя дожидаться. В конце концов, им было далеко до королей, и французская поговорка, гласящая, что «точность – вежливость королей», к ним не имела никакого отношения. Справившись по телефону, мы выяснили, что члены Совета уже выехали на автомобилях в Мариинский дворец.
Между ними было только три известных имени – Церетели, Скобелев и будущий министр земледелия Чернов; прочие были простые солдаты или рабочие, фамилии которых нам ничего не говорили. Перед отъездом из Могилева главнокомандующие в общих чертах договорились относительно того, на какую тему каждый будет говорить на совещании. В результате в начале слушаний Алексееву следовало объяснить причину нашего приезда в Петроград и созыва настоящего совещания. Вслед за ним должны были выступить главнокомандующие в таком порядке: генерал Брусилов, генерал Драгомиров, генерал Щербачев и, наконец, я сам. У каждого имелись конкретные примеры, демонстрирующие состояние дисциплины в войсках различных фронтов. Я должен был обрисовать международное положение России, ее обязательства перед союзниками и последствия, которые могут возникнуть в результате несоблюдения этих обязательств. В заключительном слове Алексеев собирался изложить минимальные требования, выполнение которых позволило бы завершить начатую нами работу.
На совещании председательствовал князь Львов; слева от него разместились Алексеев с Брусиловым и Драгомировым; справа от Львова сидел я; далее Щербачев и совсем близко от него – Керенский. Генерал Алексеев говорил в первую очередь о разосланном нам проекте декларации прав солдата. Он сказал, что, хотя командующие и не исключают возможности регламентации прав нижних чинов, однако эти правила должны также определять обязанности каждого военнослужащего и права начальствующих лиц. Несмотря на то что Временное правительство не издало никаких инструкций об изменении существующих военных уставов и статутов, включая дисциплинарный устав, оно в то же время не распорядилось и об их постоянном и неукоснительном соблюдении. Пользуясь этим, агитаторы беспрестанно внушали солдатам, что революция, принесшая народу волю, также упразднила и все воинские обязанности, так как их выполнение ограничивает свободу личности.
В соответствии с нашей договоренностью, трое главнокомандующих, приведя поразительные примеры, яркими красками нарисовали картину того, как в армию проникают идеи новоявленного «пораженчества» и все шире ведется пропаганда, играющая на самых низменных, животных инстинктах солдат и уличной толпы. Когда очередь дошла до меня, я также привел некоторые поучительные факты. Я зачитал телеграмму, полученную мной от начальника штаба фронта генерал-майора Алексеева, в которой он сообщал о появлении какого-то агитатора, уполномоченного Исполнительным комитетом Совета. Под влиянием ведомой этим типом пораженческой пропаганды целая дивизия, которая должна была участвовать в подготовке наступления, на два дня совершенно вышла из повиновения своего начальника, причем агитатор проповедовал доктрину, своей одиозностью превосходящую даже последние решения Совета. Я пояснил, что, исходя из предположения о его самозванстве, отдал по телеграфу приказ об аресте этого субъекта, хотя и не был уверен, что местные начальники сочтут возможным его выполнить. Как выяснилось впоследствии, этот агитатор действительно получил от упомянутого комитета разрешение посетить фронтовую полосу. Изложив перед собравшимися свои представления о международном положении России в настоящий момент и в будущем, я перешел к ее нынешнему внутреннему состоянию. Отметив, что по-прежнему сохраняет силу старый лозунг «революция развивается», я посоветовал не заниматься одновременно двумя делами. Революции надо либо положить конец либо, во всяком случае, приостановить ее до окончания войны. В противном случае существует серьезная опасность ввергнуть Россию в пропасть, а вместе с нею – и саму революцию заодно со всеми ее завоеваниями. Если вожди российской политики не переменят тактику, то в ближайшем будущем станут свидетелями того, как те самые демократически настроенные слои населения, за интересы которых эти люди сейчас борются, проклянут их имена и самую память о них. Они не должны забывать, что человеку, который не в состоянии удовлетворить свои самые элементарные материальные потребности, свобода не требуется. От экономической разрухи, которая распространяется в стране, пострадает прежде всего демократия. В тот момент рабочие и солдаты, последние в основном крестьяне, объединившись, контролировали действия правительства, но придет время, когда эти социальные классы осознают, что совершили ошибку, так как их интересы часто различаются. Когда-нибудь две наиболее демократические силы общества начнут борьбу друг с другом.
