Михаил Арлазоров - Жуковский
Жуковский влюбился в старого профессора с жаркой юношеской страстью, которая частенько возникает у молодых людей «уважаемым ими старшим. Брашман принадлежал к числу профессоров, стремившихся связать прочнейшими узами успехи теории и практики. Старый ученый мечтал о том, чтобы наука и техника развивались рука об руку, неустанно поддерживая друг друга.
Объединению науки и техники Брашман посвятил всю жизнь. Окончив Политехнический институт, молодой инженер поступил в университет. Это обстоятельство выглядело в глазах Жуковского особенно притягательным, а дружба старого профессора со многими великанами русской науки придавала личности Брашмана особый, волнующий ореол.
Гости старого профессора не были сходны друг с другом ни своими научными взглядами, ни политическими воззрениями. Хлебосольный московский дом не раз становился местом страстных дискуссий, ареной напряженных схваток, а где как не на поле сражений может сформироваться талант солдата, которому суждено стать полководцем!
Здесь сверкал Николай Алексеевич Любимов, темпераментный рассказчик бесконечных историй, блистательный демонстратор разнообразных физических опытов и… один из наиболее реакционных профессоров Московского университета. Жуковского пленяла удивительная изысканность глубоких аналитических рассуждений Федора Алексеевича Слудского — ученого, царившего в мире отвлеченных математических идей. Глубоко подкупала и осязаемая вещественность строго геометрических рассуждений Василия Яковлевича Цингера, научного противника Слудского.
Свои споры Слудский и Цингер могли вести до бесконечности, но, прямо скажем, без надежды переубедить друг друга. Они словно состязались, выискивая все новые и новые доказательства, пока, наконец, хозяин дома доброй шуткой не гасил разыгравшиеся страсти.
Егор Иванович Жуковский, отец ученого.
Анна Николаевна Жуковская, мать ученого.
Альберт Лристианови Репман, первый учитель Жуковского.
Николай Дмитриевич Брашман.
С огромным вниманием, делавшим честь его возрасту — юноше было всего лишь восемнадцать лет, — Жуковский вслушивался в споры профессоров. Они стали резцом, положившим первые грани на его драгоценный талант. Отголоски этих вечерних споров юноша слышал и на лекциях — ведь каждый из профессоров стремился передать слушателям собственную точку зрения, сделать из них своих единоверцев по науке. Профессорская кафедра была слишком удобной трибуной, чтобы пренебрегать ее возможностями.
Жуковский пошел и за тем и за другим. Он объединил точки зрения Цингера и Слудского, слил анализ с геометрией.
— Я с благодарностью вспоминаю двух моих учителей, — говорил впоследствии Николай Егорович, — из которых один разъяснял нам широкое значение аналитических методов, а другой указал силу геометрических толкований рассматриваемых явлений.
На лекциях профессора Цингера Николай Егорович осознал цену реальным фактам, научился отыскивать геометрические образы явлений. А без фактов, породивших ее, немыслимо само существование теоретической механики. Лекции профессора Слудского стали прекрасной школой тонкого математического анализа. Восприняв от Слудского блестящую широту обобщений и совершенное владение сложным математическим аппаратом, без которого механика становится скрипкой, лишенной смычка, Жуковский все же отдавал известное предпочтение взглядам Цингера. Победу одержало геометрическое толкование. Вероятно, прежде всего этим и обязан Жуковский той широте взглядов, умению сочетать научные выводы с требованиями практики, которые так характерны для всей его жизни, для всей кипучей многогранной деятельности. Мало того, в своей собственной точке зрения Жуковский пошел дальше Цингера. Он сделал оружием механики опыт. Это был огромный шаг вперед. Ведь именно опыт впоследствии стал источником ряда величайших открытий заслуженного профессора Николая Егоровича Жуковского.
Мог ли юноша поступить иначе? Пожалуй, нет. Ведь стремление к практической деятельности, желание стать инженером не оставляло его ни на минуту и в стенах университета. Пройдет много лет, и, словно подводя итоги спорам, которые он наблюдал в юности, профессор скажет:
— Анализ дает нам могущественное орудие для разрешения задач динамики. Но последняя обработка решений задачи всегда будет принадлежать геометрии.
Геометр всегда будет являться художником, создающим окончательный образ построенного здания.
Художник, создающий окончательный образ построенного здания! Эта мысль Жуковского становится особенно ясной в свете того, что высказал спустя много лет академик А. Н. Крылов.
«Для геометра, — говорил Крылов, — математика сама по себе есть конечная цель, для инженера — это есть средство, это есть инструмент такой же, как штангель, зубило, ручник, напильник для слесаря или полусажонок, топор и пила для плотника.
Инженер должен по своей специальности уметь владеть своим инструментом, но он вовсе не должен уметь его делать… Так вот, геометра, который создает новые математические выводы, можно уподобить некоему воображаемому универсальному инструментальщику, который готовит на склад инструмент на всякую потребу; он делает все, начиная от кувалды и кончая тончайшим микроскопом и точнейшим хронометром. Геометр создает методы решения вопросов, не только возникающих вследствие современных надобностей, но для будущих, которые возникнут, может быть, завтра, может быть, — через тысячу лет».
Именно таким «инструментальщиком» и суждено стать Жуковскому. Но годы самостоятельной деятельности еще впереди. А пока прилежный студент лишь открывает для себя неведомые области науки, с предельной четкостью обозначая свои интересы. Они лежали на той незримой границе, которая отделяла теорию от практики. Все больше и больше юноша увлекается механикой — научной дисциплиной, опиравшейся на прочный фундамент глубоких математических знаний. Ведь именно она, механика, один из краеугольных камней техники.
Беседы с Брашманом пошли этому увлечению на благо. Николай Дмитриевич не только поддержал юношу, но и постарался познакомить его с трудами предшественников. Страницу за страницей пролистал Николай Егорович восемнадцатитомную математическую энциклопедию профессора Московского университета Д. М. Перевощикова. Изданная в 1826–1837 годах, когда Жуковского еще не было на свете, эта энциклопедия содержала три тома, посвященных механике.
