Даниил Журавлев - Огневой щит Москвы
Было раннее утро, когда мы прибыли в приемную замнаркома. Порученец сообщил, что армейский комиссар бреется, придется подождать. Ждать пришлось довольно долго. Наконец нас пригласили в кабинет. Поглаживав свежевыбритый подбородок, Лев Захарович произнес:
- Ночь не спал, а чувствую себя отлично.
Мне показалось, что это укор в мой адрес. Наверное, я выглядел не столь бодрым. Заботы и волнения ночи потребовали много сил. А бриться и принимать ванну просто не было времени.
После небольшой паузы Мехлис обратился уже прямо ко мне:
- Вам что, безразлично по кому стрелять: по немцам или по своим?
Смысл и форма вопроса показались мне очень обидными. Я стал отвечать довольно резко, что и впредь буду отдавать приказы об уничтожении любых самолетов, которые попытаются проникнуть в воздушное пространство Москвы, ибо такое указание имею и так понимаю долг войск ПВО. Меня поддержал Н. Н. Воронов. Он подтвердил, что самолеты действительно шли курсом к центру города.
- Допустить такие полеты авиации, да еще неопознанной, нельзя, - твердо сказал Николай Николаевич.
В самый разгар нашей беседы зазвонил телефон. Тон и выражение лица хозяина кабинета сразу изменились.
- Нет, нет, ничего, - говорил Мехлис, - мы только выясняем некоторые обстоятельства...
Положив трубку, армейский комиссар довольно быстро отпустил нас. Выходя из Наркомата обороны, мы решили, что Мехлису звонил Сталин.
Вернувшись на командный пункт, я застал там М. С. Громадина. Он рассказал, что недавно докладывал И. В. Сталину о ночном эпизоде. Сталин подробно расспросил обо всем, а потом потребовал разобрать со всеми командирами происшедший инцидент и принять меры к тому, чтобы подобные случаи больше не повторялись. В заключение он сказал: "Будем считать это учебной тревогой противовоздушной обороны". Так потом официально и было объявлено в печати.
Это разъяснение оказалось просто необходимым. Ведь москвичи пребывали в полной уверенности, что налетали вражеские самолеты. Многие из них не только слышали стрельбу, но и видели на улицах, во дворах, на территории предприятий многочисленные неразорвавшиеся "бомбы ". Дело в том, что до войны наши зенитчики использовали шрапнель. Ею они вели огонь и в ту беспокойную ночь. При стрельбе шрапнельными снарядами убойные элементы разлетаются в воздухе, а стальные стаканы, в которых они находятся, падают на землю. Вот эти стаканы многие и приняли за неразорвавшиеся бомбы. Почти весь день в отделения милиции, в штаб Московского военного округа и военкоматы звонили с фабрик, заводов, домоуправлений с просьбой прислать саперов для обезвреживания обнаруженных "бомб".
Один такой шрапнельный стакан влетел в кабинет генерала П. А. Артемьева - командующего войсками Московского военного округа. Впоследствии он вручил мне этот "трофей" на память, запретив использовать шрапнель для стрельбы в городе. Этот стакан мне потом отникелировали, и он в течение всей войны стоял с карандашами на моем письменном столе, напоминая о тревожной июньской ночи.
Как ни досаден был эпизод с ночной стрельбой, но все же он принес и некоторую пользу. Мы подробнейшим образом проанализировали причины появления неопознанных целей, выявили пробелы в управлении.
Сразу же были приняты меры для установления более тесной оперативной связи со штабами ВВС и дальнебомбардировочной авиации. Мы обстоятельно договорились с ними относительно своевременного оповещения системы ПВО о всех полетах самолетов в Подмосковье, уточнили маршруты. Хотя в условиях войны вылеты самолетов проводились не по заранее установленному расписанию, а высоты полетов и маршруты выдерживать было довольно трудно, эта мера все же помогла, и столь досадные эпизоды больше не повторялись. А ведь с подмосковных аэродромов поднимались различные воздушные корабли. Это были дальние бомбардировщики, которыми командовал полковник А. Е. Голованов, самолеты ВВС, летавшие на бомбежку и штурмовку фронтовых целей, самолеты гражданской авиации и других ведомств. Словом, хлопот с организацией диспетчерской службы и взаимодействия было немало.
Мы с глубокой благодарностью восприняли помощь московских партийных и советских организаций, которые всегда с большим вниманием относились к нашим нуждам. МГК ВКП(б) мобилизовал специально для частей ВНОС 600 коммунистов. Нам помогли обеспечить все посты ВНОС биноклями, часами, альбомами силуэтов своих и вражеских самолетов. Все это делалось под руководством секретаря ЦК и МГК ВКП(б) А. С. Щербакова.
Внимательно относились к нам и в Центральном Комитете партии. Особенно это было заметно по тому, как заботливо подбирались кадры руководящих работников для нашего корпуса. Когда маршала С. М. Буденного назначили на пост главнокомандующего войсками Юго-Западного направления, на должность начальника ПВО он взял с собой полковника Н. Т. Селяха, моего заместителя. Признаться, в хлопотах я не успел ни к кому обратиться с просьбой о замещении вакантной должности. Об этом позаботился Центральный Комитет партии. Вскоре мне позвонили и сказали, что заместителем командира корпуса рекомендуется полковник С. И. Макеев.
Семен Ильич Макеев стал моим заместителем. Вместе с ним мы работали долгое время, и я всегда считал, что выбор Центрального Комитета был сделан очень удачно. С. И. Макеев - отлично подготовленный артиллерист-зенитчик, человек высокой культуры. До назначения к нам он работал в Управлении командующего артиллерией Красной Армии Н. Н. Воронова.
С самого начала войны стали приниматься энергичные меры по перевооружению и увеличению войск корпуса. Нескончаемым потоком к нам поступали новые 85-мм и 37-мм зенитные орудия, зенитно-пулеметные установки, самолеты, прожекторы. Особенно интенсивно этот процесс стал осуществляться после того, как Государственный Комитет Обороны 9 июля 1941 года принял постановление о противовоздушной обороне Москвы, в котором были изложены конкретные меры по увеличению численности войск, боевой техники и совершенствованию организационной структуры ПВО столицы. В том же документе предусматривалось создание городских аварийно-восстановительных формирований местной противовоздушной обороны. Вскоре появились специальные полки по восстановлению дорог, энергетических сооружений и отдельные батальоны по восстановлению других объектов городского хозяйства.
В соответствии с постановлением ГКО от 9 июля 1941 года 6-й истребительный авиационный корпус был усилен еще двумя истребительными авиационными полками: 95-м - командир полковник С. А. Пестов и 208-м командир майор И. Кибирин. На вооружении этих полков находились двухместные многоцелевые самолеты Пе-3. На них были установлены по две 23-мм пушки и два пулемета, а под плоскостями имелось восемь держателей для реактивных снарядов РС-82 и РС-132. Самолеты обладали скоростью 550 километров в час и дальностью полета 2 тыс. километров. К концу июля мы располагали уже 340 новейшими самолетами МиГ-3, ЛаГГ-3 и Як-1, в то время как 20 июня в корпусе их было всего 175. Число полков в соединении за первый месяц войны возросло до 29{3}.
