Тензин Гьяцо - Моя страна и мой народ. Воспоминания Его Святейшества Далай Ламы XIV
Согласно тибетской системе, прежде чем дать ученику информацию, используются различные методы для развития его умственных способностей. Сначала детей учат читать и писать, заставляя копировать то, что делает учитель. Это, конечно, естественный метод, который все мы используем всю жизнь. Для того, чтобы тренировать память, практикуется усиленное заучивание священных текстов наизусть. Третий метод - объяснение - таков же, как во всем мире. Некоторые из наших монашеских колледжей тоже используют его для обучения своих студентов. Но большинство монастырей предпочитает метод диалектических диспутов между учеником и учителем, или между учениками. Ну и, наконец, есть методы медитации и концентрации, которые особенно важны для тренировки ума на более высоких ступенях образования и практики религии.
Как и большинство детей, я начал учиться читать и писать и чувствовал то же, что, наверное, ощущает большинство детей этого возраста, - определенное колебание и сопротивление процессу обучения. Мысль о том, чтобы привязать свой ум к книгам и компании учителей, была не слишком привлекательной. Однако я обнаружил, что могу делать уроки так, что это удовлетворяло моих учителей. И когда я привык к строгому курсу обучения, они начали отмечать мой прогресс как необычно быстрый.
Имеется четыре формы тибетского письма. Первые два года я изучал с моим старшим и младшим наставниками форму алфавита, которая используется для печатания книг, она называется "учен". В то же время я каждый день заучивал наизусть по стиху из священных текстов и проводил еще час в чтении священных текстов. Когда мне исполнилось восемь лет, я начал изучать обычную письменную форму тибетского алфавита, которая называется "уме". Этому меня учил мой старый компаньон Кенраб Тензин, который был участником поисковой партии и вернулся со мной из Докхама в Лхасу. Он занимал административный пост, будучи монахом, и, обладая характером, имел особый дар обучения маленьких детей. Метод, которым он пользовался, используется по всему Тибету: он писал тибетские буквы не чернилами, а палочкой на небольшой деревянной дощечке, покрытой меловой пудрой, и затем я должен был прописать сверху эти буквы чернилами. Мы начинали с больших букв, затем, по мере прогресса, делая их все меньше и меньше. Через некоторое время я начал копировать слова, которые он писал в верхней части доски, и около шести месяцев я писал на деревянных досках, чтобы овладеть соответствующим почерком. Затем Кенраб Тензин начал позволять мне писать на бумаге.
Мой младший учитель Тричжанг Римпоче учил меня грамматике и правописанию. И хотя я провел около пяти лет, учась писать по-тибетски, это было, конечно, лишь добавлением к ежедневным, утром и вечером, изучения священных текстов, необходимых для моей религиозной подготовки, в которой и состояла главная цель моего образования. Изучение письма, чтения и грамматики рассматривалось только как средство для достижения этой цели.
Мое религиозное образование в области диалектического диспута началось, когда мне исполнилось двенадцать. И поначалу оно было нелегким, потому что опять таки я ощущал внутреннее сопротивление, более сильное, чем подобное же сопротивление шесть лет назад. Но вскоре трудности прошли, и предметы стали более приемлемыми. Я должен был изучить и выучить наизусть трактаты высших предметов и участвовать в дискуссиях по их содержанию, иногда дебатируя с наиболее уважаемыми учеными. Я начал с праджняпарамиты, совершенства мудрости. Есть более 30 томов комментариев на эти трактаты, и монашеские университеты делают свою собственную выборку. Я, помимо основных текстов курса, выбрал для себя два комментария. Один был написан великим индийским пандитой Харибхадрой, а другой, на 302 страницах, пятым Далай Ламой. Поэтому я должен был ежедневно заучивать наизусть где-то около трети страницы, а, кроме того, прочитывать и разбирать значительно больше. В то же время началась моя тренировка в области диспутов, начинающаяся с элементарной логики. Из семи монастырских колледжей монастырей Дрепунга, Сера и Гадэна были выбраны семь ученых, чтобы помочь мне в этом деле.
Когда мне только исполнилось 13, в восьмой месяц года огня-свиньи, я был формально допущен в два из больших монастырей - Дрепунг и Сера. По этому случаю я должен был принять участие в публичных дебатах в пяти монастырских колледжах этих двух монастырей. Впервые я принимал участие в публичной дискуссии по высшим предметам и, естественно, немного побаивался, был взволнован и стеснялся. Моими оппонентами были ученые настоятели, которые были устрашающими соперниками в дебатах, и на этих встречах присутствовали сотни высоких религиозных лиц. Все они были учеными, там же были тысячи монахов. Однако ученые ламы потом сказали мне, что я вел себя удовлетворительно.
Я не собираюсь просить моих читателей, принадлежащих к другим религиям, следовать за моим рассказом о моем дальнейшем изучении буддийской мысли, поскольку буддизм - религия скорее интеллектуальная, чем эмоциональная, и имеет литературу из тысяч томов, сотни из которых я изучал. Однако я предлагаю краткое изложение буддизма Тибета в качестве приложения к этой книге[2].
Я уже сообщал, что меня ввели в метафизику и философию вскоре после того, как я достиг тринадцатилетнего возраста. И должен признаться, что это поразило меня до головокружения. Я чувствовал, как будто меня ударили камнем по голове. Но эта фаза продолжалась немногим более нескольких первых дней. После этого новые темы, как и ранние курсы, стали проще и яснее. Нет ничего трудного, когда ты к этому привыкнешь, сказал один индийский провидец, и я нахожу, что в случае моего образования было именно так.
Один за другим новые предметы добавлялись к моему расписанию, и по мере того, как я продвигался, учиться становилось все легче и легче. В действительности я начал ощущать растущее желание познавать больше и больше. Мои интересы стали выходить за рамки обязательной программы, и я с удовольствием читал книги, опережая свой график и желая узнать от учителей больше, чем было предназначено в моем возрасте. Этот рост интеллектуальных сил связывается с духовным развитием, поскольку на каждой стадии моей тренировки я получал освящение тела и ума в подготовке к более высоким доктринам.
Первое из этих посвящений я получил, когда мне было восемь, и я все еще живо это помню, - то чувство мира и счастья, которое я испытал. При каждой из последующих церемоний я переживал религиозный духовный опыт, который с ними связывался. Моя вера в мою религию становилась все глубже, и я ощущал рост внутренней уверенности, что двигаюсь по правильному пути. Когда я стал более привычен к этим переживаниям, я начал ощущать, как во мне растет спонтанное чувство благодарности к Будде, и также стал чувствовать долг перед теми учителями, в основном индийцами, которые передали тибетцам свои бесценные религиозные доктрины, и к тем тибетским ученым, кто перевел их и сохранил на нашем языке.
