Пьер Декс - Клеопатра
Цезарь
В июле того же 48 года Цезарю исполнилось пятьдесят четыре. Перейдя в прошлом году Рубикон, он не прекращал своих дерзких посягательств, пока ему не подчинилась вся Италия, после чего он перебросил свои войска на другой берег Адриатики. Вопреки усилиям Бибула Антоний привел к Цезарю подкрепление. Помпей пребывал в бездействии, и Цезарь вместе с Антонием окружили его войска на мысе вблизи Диррахия — (Дуррес в современной Албании) — как раз напротив того места, где торчит каблук итальянского сапога.
Осада велась по всем правилам. Цезарь обнес лагерь Помпея невиданными дотоле по величине рвами, простиравшимися более чем на полтора десятка миль. У лошадей Помпея иссякала трава на пастбищах. Зной усиливался, и речки пересыхали. Не было возможности снабжать армию с моря. Цезарю казалось, победа у него в руках, но Помпей, не желая битвы, сумел вырваться за черту укреплений.
Оба войска устремились в Грецию. Армия Помпея описала дугу, вошла с севера через Македонию в Фессалию, и там остановилась; армия Цезаря двигалась напрямик через равнины южной Фессалии, где солдаты восстановили силы плодами нового урожая. В начале августа противники стали лицом к лицу на равнине вблизи Фарсала. Тыл Помпея был защищен предгорьями. Он располагал стами когортами пехоты против сорока четырех когорт Цезаря. Однако именно Цезарь спровоцировал сражение, высылая ежедневно свою немногочисленную конницу добывать корм вблизи вражеских позиций.
Девятого августа произошло столкновение. Помпей верил в ударную мощь своей конницы на равнине. Казалось, Цезарь подставляет ему правый фланг. Желая подбодрить войско, Помпей объяснил им суть маневра. Цезарь тоже произнес речь, выставляя себя противником гражданской войны, в которой неизбежно прольется римская кровь. Он напомнил солдатам обо всех предпринятых им усилиях, о попытках вести переговоры, затем бросил их в бой.
Повествуя об этой войне, Цезарь считает большой ошибкой Помпея приказ ожидать, не двигаясь, нападения противной стороны. «У всех людей, — пишет Цезарь, — существует как бы врожденная возбудимость и живость, которая еще более воспламеняется от желания сразиться. Этот инстинкт полководцы должны не подавлять, но повышать»[2].
Как бы то ни было, помпеяицев не сломила атака опытных воинов Цезаря, и они бросили против них свою конницу. Кавалерия Цезаря была быстро смята, и маневр Помпея развивался согласно плану.
Но конники Помпея были из римской аристократии, и Цезарь приготовил за тремя своими позициями четвертую линию отборных пехотинцев и велел, им поражать красавчиков-кавалеристов, хорошо зная, что эти господа безумно боятся, как бы их не изуродовали. Замысел удался, и пехота обратила конницу в бегство. Цезарь ввел в бой свежие войска и без труда разобщил боевые порядки противника.
Плутарх сообщает: «Когда Помпей… увидел, что его конница рассеяна и бежит, он перестал быть самим собою, забыл, что он Помпей Магн[3]. Он походил скорее всего на человека, которого божество лишило рассудка. Не сказав ни слова, он удалился в палатку и там напряженно ожидал, что произойдет дальше, не двигаясь с места до тех пор, пока не началось всеобщее бегство и враги, ворвавшись в лагерь, не вступили в бой с караульными. Тогда лишь он как бы опомнился и сказал, как передают, только одну фразу: «Неужели уже дошло до лагеря?» Сняв боевое убранство полководца и заменив его подобающей беглецу одеждой, он незаметно удалился»[4]. Цезарь меж тем продолжал сражение. В течение полутора суток его солдаты преследовали беглецов. На следующий день к вечеру набралось уже двадцать четыре тысячи пленных. Четырнадцать тысяч солдат усеяли своими телами поле боя, потери Цезаря были незначительны.
Цезарь понял, что станет победителем лишь в том случае, если соперник будет добит. Фарсал еще ничего не решает. Помпей может восстановить армию. Его сторонники держат в руках весь Восток, быстро объединив свои флотилии, они могут утвердить господство на море. К счастью для Цезаря, дрожавший за свою жизнь Помпей бежал очертя голову. Надлежало не дать ему опомниться. Цезарь был младше Помпея всего на пять лет, но тот превратился уже в старика.
Да, Цезарь был все еще молод. В стройности угадывалась порода, в худощавости — сила. Он выглядел солдатом. Прошло то время, когда сомневались в физических возможностях юного аристократа с женственной повадкой. За тридцать лет военных кампаний он подтвердил свою способность делить невзгоды походной жизни с легионерами, доказал, что он с его мужеством, ловкостью и хладнокровием способен на подвиги. Он без стеснения выставлял напоказ свои качества атлета и прирожденного воина.
Было тем не менее известно, что Цезарь человек утонченный, изысканный, склонный к рисовке. Чувственность сделала знаменитыми его успехи у женщин. По возвращении из галльского похода солдаты распевали в Италии про своего полководца:
Едет лысый соблазнитель,
Берегите своих жен!
Человек образованный, подлинный писатель, быть может, лучший мастер латинской прозы, он сделал головокружительную политическую карьеру, продемонстрировав при этом полное отсутствие нравственных принципов. Все было подчинено успеху: браки, в которые он вступал, любовные связи, его литературные труды и его честолюбивые выходки. Он довел до совершенства искусство манипулирования людьми как в римском сенате, так и на поле брани. Многое служит образцом и ныне: сноровка в финансовых вопросах, умение использовать публичную должность, чтоб, упрочив свое положение, умножить богатство для подкупа и для покупки новых должностей во имя достижения новых целей.
Он познал жизнь с многих сторон. Он путешествовал, сражался, правил провинциями во всем римском мире за исключением Египта и Северной Африки, он вторгался в качестве завоевателя в Германию и даже в неведомую Англию. Включенный некогда в проскрипции Суллы, сегодня повелитель Рима, этот аристократ, гордый тем, что ведет свой род одновременно и от римских царей и от бессмертных богов, почувствовал вдруг, что настал наконец момент, благоприятный для осуществления его великого замысла. В каком-то смысле он демократ, ибо опирается на народ, точнее, на его меньшинство, допущенное к политической жизни, выступает против олигархии, к которой принадлежит сам, и стремится разбить равенство, установленное аристократами меж собою. Цезарь полагает, что именно такой человек, как он, призван играть роль властителя, мало того, он еще уверен, что это необходимо для блага народа.