Б Пустовалов - В ночном небе Сталинграда
Наконец из темноты возникает правый берег Дона. Но к удивлению штурмана и командира, переправы не видно. Хорошо просматриваются уткнувшиеся в берег дороги, в беспорядке расставленные коробки танков, автомашины. А дальше лишь черная гладь донской воды. Что за наваждение!
Ермаков дает газ. И тотчас же, словно фашисты этого и ждали, внизу вспыхнули прожекторы, потянулись вверх трассы снарядов и пуль. С треском разнесло обшивку фюзеляжа в нескольких сантиметрах от затылка штурмана.
"Только бы не попали в бомбы", - подумал Панасенко и крикнул летчику:
- Уходи вправо!
Через несколько минут, когда отошли от Дона, штурман сказал:
- От бисова кухня! Ты переправу видел? Нет.
- Куда она сгинула, окаянная? Может быть, уже разбили?
- Зайдем еще раз, - сказал летчик. - Буду планировать на середину реки, а ты смотри внимательнее. Увидишь переправу, давай команду.
Впереди вновь заметались всполохи зенитной стрельбы. Это фашисты били по второму По-2, летевшему к Дону следом за ними.
Вдруг Панасенко закричал:
- Ах вы бисовы души! Посмотри, что удумали!
В посеревшем предрассветном воздухе, сквозь клочья облаков, стелющихся над поверхностью реки, Ермаков увидел вместо нитки переправы цепочку автомашин, словно плывущих по воде. Переправа притоплена! - сообщил штурман.
- Вижу, - ответил Ермаков. - Бей по горловине.
Удар был точен. Увлекшись обстрелом другого советского самолета, гитлеровцы, видимо, не заметили их и спохватились только тогда, когда взметнулись вверх столбы воды, бревна, понтоны, опрокинулось в ледяную воду несколько автомашин.
А высота всего 250 метров. Вспыхнули еще по меньшей мере пять прожекторов. Самолет стал виден как на ладони. Трассирующие снаряды и пули прошили, казалось, все пространство вокруг машины. Несколько резких хлопков поведали о попадании в крылья и фюзеляж.
Вдруг По-2, как норовистый конь, задрал кверху нос, и в тот же момент что-то хрустнуло в его моторе. Сразу наступила тишина. От встречного потока вяло, рывками продолжал вращаться расщепленный осколками деревянный винт. Завыл в расчалках бешеный ветер.
- Степан, я ничего не вижу! - чужим голосом крикнул Ермаков. - Бери управление! Скорее бери управление! Я ничего не вижу!
Панасенко схватился за ручку. Самолет, сильно накренившись влево, несся к земле. Теперь лишь секунды отделяли их от удара. Почти инстинктивно штурман потянул ручку на себя, отпрянув корпусом к правому борту кабины. И машина выровнялась. Правда, высоты ей все же не хватило. Чиркнув левой лыжей по снежному насту, По-2 подскочил вверх, затем ударился о сугроб хвостом и только потом рухнул в снег.
Сильный удар выбросил летчиков из кабин. Панасенко, еще не чувствуя боли от ударов, вскочил на ноги и бросился к Ермакову. Тот, стоя на коленях, обеими руками отдирал с лица кротовую маску. Вся его голова и грудь были залиты моторным маслом. Штурмам помог командиру встать на ноги и оттереть с лица и глаз темную, уже подмерзшую масляную корку. Ермаков удивленно и радостно посмотрел по сторонам, будто впервые обретя способность видеть.
Рядом чернели остатки их самолета. Летчики обошли своего поверженного друга, молча постояли у его обломков. Ермаков сказал:
- Вот кому мы обязаны своей жизнью. Сам погиб, разрушился на куски, а людей сохранил.
Да, в ходе боев По-2 раскрыл еще одну свою замечательную особенность. Оригинальной коробчатой конструкцией он не раз защищал людей при ударах о землю, принимая всю тяжесть динамических нагрузок на себя, смягчая их. Как вот сейчас.
Продолжая осматривать разбитый самолет, авиаторы не заметили, как со стороны балки, заросшей редким кустарником, к ним приблизились три лыжника с автоматами. Они были в белых полушубках и валенках. Ермаков, обернувшись на скрип снега, рванул из кобуры пистолет. Но спокойный голос остановил его:
- Не стреляйте, товарищи летчики. Свои!
Два автоматчика остались стоять в стороне, а третий подошел к авиаторам.
- Да опусти ты пистолет, - сказал он Ермакову. И тут же поинтересовался: - Документы есть?
- Есть, есть! - опередил своего командира штурман. - На, смотри. Сразу и документы... Не видишь, сбили нас.
- Вижу, - сказал автоматчик, - но порядок такой.
Проверил документы, вернул. И тут неожиданно для всех Ермаков вдруг громко, нервно рассмеялся и сел в снег. Видно, только сейчас огромное напряжение боя, все недавно пережитое наконец оставили его. Он вдруг отчетливо понял, что жив, рядом свои, задание выполнено и все самое трудное, смертельно опасное осталось позади.
- Ах ты милая моя пехота! - сквозь смех повторял он. - Милая моя родная пехота, как мы рады видеть тебя!
Глядя на Ермакова, начали смеяться и автоматчики. Они без слов поняли, чему радуется сбитый летчик. Потом один из них сказал:
- А вы у нас на участке бригады не первые падаете. Часа три назад такой же самолет сел вон там, на передовой. Но тот и сам целый, и летчики живы.
Как их фамилии? - враз перестав смеяться, спросил Ермаков.
Точно не помню, но у одного фамилия не то Щербак, не то Щербинин...
- Щербаков?! - воскликнул Ермаков, вскакивая.
- Вот-вот, Щербаков. Правильно! - ответил автоматчик. - Вспомнил, Щербаков и с ним еще один.
- Где они? Далеко?
- Километра два, на КП бригады.
- Пошли, ребята! - решительно сказал Ермаков.
Уже совсем рассвело. Летчики еще раз посмотрели на свой исковерканный самолет, отметили на карте место его падения и двинулись за автоматчиками по снежной целине.
Через некоторое время в жарко натопленной землянке командного пункта артиллерийской бригады, после бурных объятий и взаимных поздравлений, Ермаков и Панасенко слушали рассказ сержантов Щербакова и Шульги об их злоключениях.
Сержант Щербаков, невысокий, но плотно сбитый парень, в расстегнутом комбинезоне и с забинтованной левой рукой, рассказывая, то и дело взмахивал головой, отбрасывая со лба густую прядь волос:
- Понимаете, минут за пять до цели увидели мы с Шульгой, как над Вертячим взяли фашисты прожекторами экипаж Раскостова. Сразу поняли - без помощи ему не вырваться, уж больно у него высота мала. Пропадут ребята. Тут Шульга и кричит: "Давай поможем! Заходи на прожекторы!" Что ж, другого выхода нет. Лезу и я в самое пекло. Но иду на малом газу. К счастью, гитлеровцы до того увлеклись Раскостовым, что на нас никакого внимания не обратили. Шульга молодец! Довернул меня в створ между двух прожекторов и ударил по обоим. Сразу погасли и больше уже не включались. Как по команде, выключились и остальные. Видать, побоялись попасть под удар.
Самолет Раскостова тем временем куда-то исчез. Вот тут и началось самое главное. Ведь, понимаете, пока планировали на прожекторы, высоту потеряли порядком. А тут, как назло, перестал идти снег и мы оказались на виду у всего белого света. Поднялась такая стрельба, что от трасс в кабине светло стало. Вижу, действительно в самое пекло забрались. Кручусь как белка в колесе. До сих пор не могу понять, как мы в штопор не сорвались. Видно, еще не раз скажем спасибо конструктору Поликарпову за его машину.
