Мария Беллончи - Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы
Между тем 2 февраля 1493 года мессир Никколо да Сайяно по доверенности обручил Джованни Сфорца с Лукрецией и подписал брачный контракт. Лукреция незамедлительно приступила к приему гостей, послов королевских домов, прибывших поздравить ее. Ей помогали Сайяно и, конечно, Адриана Мила, получившая блестящую возможность во время приемов использовать испанскую высокопарность и гениальные способности для интриганства. Когда прибывший с поздравлениями от лица герцога и герцогини Феррарских епископ из Модены воспользовался случаем, чтобы попросить кардинальский сан для Ипполито д'Эсте, второго сына графа, ответила, как всегда, Адриана. Она объяснила, что разговаривала с папой по этому вопросу и перспективы превосходные, а затем добавила: «В любом случае мы сделаем его кардиналом». Вероятно, в своих обязанностях наставницы она заходила столь далеко лишь по одной причине: Лукреции было всего тринадцать лет. В какой-то момент из-за распространившихся слухов, будто папа ведет в Испании переговоры относительно брака дочери с графом Прада, показалось, что судьба Лукреции в очередной раз должна измениться. Но, как выяснилось, это был всего лишь тактический ход, отвлекающий враждебно настроенных в отношении свадьбы Лукреции и Сфорца. Возможно, летописцы того периода, как и историки более позднего времени, включая Грегоровия, решили, что папа, должно быть, вполне искренне изменил свое решение. В недавно обнаруженном письме Джанандреа Боккаччо сообщает герцогу Феррарскому, что кардинал Асканио конфиденциально, памятуя о тайне исповеди, сообщил ему, что «…для достижения определенной цели и с учетом многих серьезных причин это событие [брак] сохраняется в тайне и умышленно пущен слух, что ее [Лукрецию] выдадут замуж в Испании». Первоначально свадьба была назначена на 24 апреля, праздник святого Георгия, а затем перенесена на май. В итоге окончательной датой было определено 12 июня.
Летом в Риме жарко, но не душно. Когда на небе, кажется, нет ни малейшего намека на облака, откуда-то внезапно налетает ветерок, достигающий каждого раскаленного уголка городских улиц и переулков. Тогда у всех поднимается настроение и появляется ощущение необыкновенной легкости. Должно быть, именно такой ветерок налетел на свадебную кавалькаду, двигавшуюся вдоль городской стены Рима воскресным днем 9 июня. Процессию возглавляли самые влиятельные аристократы в парчовых облачениях, следовавшие за шеренгой пажей, одетых в разноцветные шелка. Придворный шут, «священник» Мамбрино, в бархатном платье и золотом колпаке, дурачась и насмешничая, создавал атмосферу беззаботности. Перед Порто-дель-Пополо жених был встречен придворными кардиналами, и посол Венеции произнес небольшую поздравительную речь, дабы продемонстрировать отеческую благосклонность республики к небольшому графству Пезаро, расположенному на ее границе. Затем под веселую музыку, исполняемую на флейтах и трубах, пышная процессия двинулась дальше. Она блестела и переливалась в горячих солнечных лучах, проходя мимо дворца Святого Марка, через площадь Фиори, по мосту замка Святого ангела, чтобы наконец пройти мимо дворца невесты.
Можно представить себе, что занятая свадебными приготовлениями Адриана Мила заранее подготовила Лукрецию. Девочка уже приняла поздравления и пожелания римских дам и, вероятно, впервые в жизни испытала опьянение, оказавшись центром устремленных на нее сотен глаз.
Все женщины и дети, едва заслышав вдалеке звуки труб, оставили невесту одну на почетном месте в лоджии и заняли места у окон. Площадь заполнилась людьми; первыми появились аристократы и пажи, затем кардиналы и, наконец, группа послов, в центре которой находился жених. Взгляды всех, от самого маленького пажа до самого важного посла, были обращены в сторону галереи дворца Санта-Мария, того самого, где жили женщины папы римского, дома Джулии Фарнезе, родственников Иннокентия VIII, известных аристократов Орсини, Колонна и других знатных фамилий. Там находилась маленькая Лукреция, которую «безумно» любил папа, и, как было отмечено, солнце сверкало в ее длинных белокурых волосах, струящихся по хрупким плечам к талии, подобно золотому водопаду. Джованни Сфорца подскакал на лошади к дворцу и остановился под галереей. Взгляды Джованни и Лукреции встретились, и дальше все должно было идти по давно заведенному порядку. Жених знал свою роль. Он, подобно придворному, отвесил поклон в сторону окна, где увидел украшенную драгоценностями головку Лукреции. После этого процессия двинулась к Ватикану, где ее ожидал папа с пятью кардиналами. Граф де Пезаро преклонил колени перед величественным тестем и произнес речь на латыни о нем самом, его государстве и всей принадлежащей ему собственности. Папа ласково ответил. По окончании официального приема граф де Пезаро вместе со свитой направился к кардинальскому дворцу, расположенному рядом с замком Святого ангела, где поселился в ожидании церемонии бракосочетания.
Здесь я хочу прервать повествование, чтобы сказать несколько слов о Джованни Бурхарде, церемониймейстере папского двора и непосредственном свидетеле событий. Немец из Страсбурга, купивший свое место за 400 золотых дукатов, он все время проводил в камерах и антикамерах Ватикана. Придавая значимость происходящему, вел дневник (записи были на так называемой вульгарной, «кухонной» латыни), в котором отмечал все важные события, свидетелем которых он был. Несмотря на определенную психологическую ограниченность, его, как правило, признают одним из основных очевидцев римского периода жизни Борджиа, хотя находятся историки, подвергающие сомнению надежность его свидетельств. Конечно, следует признать, что иногда создается впечатление, будто он намеренно хотел запутать нас. Страницы дневника «Liber Notarum» переполнены мельчайшими деталями различных торжеств и подробностями папского этикета, так что не остается ничего другого, как поверить ему и усмотреть в его педантизме и упорядоченности надежность свидетельства старательного государственного служащего. Правда, временами нам придется столкнуться с такими местами в дневнике, которые предоставят ужасающие обвинения в адрес Борджиа и Лукреции. Бурхард никогда не занимался сплетнями, не обсуждал событий и не высказывал собственного мнения. Его недоброжелательность видна как раз в показной сдержанности. Однако практически невозможно сомневаться в человеке, терпеливо показывающем более чем на сотне страниц, что он понимал, как следовало сохранить свое место. Очевидно, ограниченные пуританские взгляды вынуждали его искажать некоторые события, происходящие в среде Борджиа, но при этом доказывать достоверность представленных свидетельств. Бурхард не осуждал Борджиа; он сухо, точно, даже несколько смягчая, описывал непристойности, свидетелем которых являлся. Большинство современных историков были вынуждены признать, что почти каждое из описанных Бурхардом событий находило отражение в переписке его современников, не подозревавших о дневнике церемониймейстера. У меня еще будет повод вернуться к рассмотрению этого вопроса. А сейчас мы имеем дело с тем Бурхардом, который занимается планированием шествий, приемов и в июне 1493 года занят церемонией бракосочетания дочери папы римского.
