Михаил Энгельгардт - Жорж Кювье. Его жизнь и научная деятельность
С началом блестящей карьеры Кювье совпадает и перелом в его физическом организме. Мы уже говорили, что он был слабым и болезненным ребенком. Болезни преследовали его и в Нормандии; в своих письмах он часто жалуется на них: в особенности на боль в груди и слабость зрения. В первое время по приезде в Париж расстройство в груди усилилось до такой степени, что новые друзья Кювье опасались чахотки. К счастью, опасения не сбылись. Может быть, подъем духа благотворно подействовал на физическую природу – только здоровье его поправилось и скоро все болезни как рукой сняло. После этого он до конца жизни отличался железным здоровьем и ни разу не был болен сколько-нибудь серьезно.
Сама наружность его изменилась. «Это был красивый мужчина, – рассказывает Пфафф, посетивший Париж в 1801 году. – Вместо волнистой гривы обрамляли полное здоровое лицо подстриженные волосы. Выражение его было веселее, приятнее; все движения живее, хотя легкий отпечаток меланхолии, который был ему характерен, не совсем изгладился».
Глава III. Заслуги Кювье в сравнительной анатомии
Исторический очерк развития сравнительной анатомии. – Предшественники Кювье; Добантон, Вик д'Азир. – «Leсons d'anatomie comparée». – Метод Кювье. – Анатомия моллюсков. – Исследования сосудистой системы насекомых. – Исследования о червях с красной кровью. – Менее важные работы Кювье.
До сих пор мы придерживались хронологического порядка в нашем рассказе. Теперь, когда приходится говорить о научных трудах Кювье, это становится невозможным. Открытия в различных областях естествознания, посыпавшиеся как из рога изобилия с первого же года его жизни в Париже, перемешиваются с событиями его личной жизни и государственной деятельности, и перечислять их по порядку значило бы дать читателям слишком смутную и туманную картину. Поэтому в следующих главах мы сделаем по возможности краткий и сжатый очерк трудов Кювье в области зоологии, палеонтологии и сравнительной анатомии, – трудов, начатых в 1795 году, продолжавшихся параллельно в течение всей его жизни и закончившихся с его смертью.
Все эти труды органически связаны в одно целое общей основой – сравнительной анатомией, с которой поэтому мы и начнем.
Первыми исследованиями по сравнительной анатомии мы обязаны греческим ученым: Демокриту, которого Кювье называл «первым сравнительным анатомом», Аристотелю, в сочинениях которого можно видеть первую попытку систематической анатомии животных, и его последователям – Гиерофилу, Эразистрату и другим представителям школы перипатетиков.
Направление, данное Аристотелем, прекращается с Галеном во втором столетии от Рождества Христова. Это был последний проблеск классического гения; после Галена пишут, компилируют, диспутируют, но уже не открывают.
С нашествием варваров и гибелью языческого мира наступает эпоха кромешной тьмы и озверения средних веков.
Только в XV столетии светлое направление эллинов возрождается и науки получают новый толчок.
Испанские анатомы первые обращаются к изучению анатомии на трупах.
Трудами итальянской школы – Везалия, Фаллопия, Фабриция Аквапенденте и других – создается анатомия человека; в то же время ученые обращаются и к сравнительно-анатомическим исследованиям; Белой в XVI веке первый решается нарисовать на заглавном листе орнитологического сочинения скелет человека рядом со скелетом птицы и отметить одинаковыми знаками одинаковые части того и другого.
Но особенно бурно развивается сравнительная анатомия в XVII столетии. Недостаток фактического материала для сколько-нибудь точных выводов начинает чувствоваться все сильнее и сильнее; возникает потребность в кооперации, в совместной работе, так как усилия отдельных лиц оказываются недостаточными – и это приводит к учреждению академий.
В частности, для сравнительной анатомии наибольшие услуги в это время оказала Французская академия. В трудах Перро и в особенности Дюверне, в течение 60 лет бывшего учителем едва ли не всех анатомов Европы, можно видеть истинное возрождение этой науки. Но это были факты, не сведенные и не обработанные в одно целое. Науки сравнительной анатомии еще не существовало. В течение XVIII столетия число фактов возросло в огромной степени благодаря трудам массы ученых, в особенности Добантона во Франции, Кампера – в Голландии, Гёнтера – в Англии.
По мере накопления фактов все сильнее и сильнее чувствовалась необходимость систематической обработки их. В трудах Добантона мы уже видим влияние этой мысли: все они сделаны по одному общему плану для каждого вида, что давало возможность удобного и легкого сравнения отдельных животных. «Благодаря этому, – говорит Кювье, – иногда достаточно только сопоставить его наблюдения, сравнить соответственные рубрики, чтобы получить самые замечательные результаты; и в этом смысле нужно понимать слова Кампера: Добантон сам не знал всех своих открытий».
Свести накопившийся материал в одно целое попытался Вик д'Азир, но преждевременная смерть помешала ему довести до конца эту попытку. Он уже ясно сознавал необходимость проследить в животном мире постепенное изменение каждого отдельного органа.
В то же время расширялись и взгляды на сравнительную анатомию. Первые анатомы смотрели на свой предмет слишком узко: они исходили из медицины и преследовали медицинские цели, изучая преимущественно животных, близких к человеку, в надежде сделать из этого какие-нибудь выводы относительно человеческого тела. Даже во времена Кювье этот узкий взгляд держался в обществе: люди, которые слышали об анатомических исследованиях Кювье, принимали его за доктора и, случалось, приглашали к больным.
Но выдающиеся представители науки уже давно отрешились от этого узкопрактического направления.
Таким образом, все было готово для реформы: наука встала на самостоятельную почву, материал накопился и ждал обработки, приемы и методы исследования уже намечались…
Выработать их окончательно, применить ко всей массе фактов и создать новую науку выпало на долю Кювье.
Он смотрел на сравнительную анатомию как на самостоятельную и независимую науку, которая должна была в зоологии лечь в основу естественной системы животных, а в физиологии – в основу объяснения жизненных явлений.
Он ясно сознавал необходимость обработать в одно целое накопившийся материал, хотя по скромности отклонял от себя исполнение этой задачи. «Может быть, – говорит он слушателям во вступительной лекции к курсу сравнительной анатомии, – никто из вас не слыхал имени Перуджино, но он был учителем Рафаэля. Может быть, и мои лекции образуют великого анатома; пусть он вспомнит впоследствии о том, кто был для него Перуджино».
