Роберт Мейсон - Цыплёнок и ястреб
Мне очень нравилось обучение слепым полетам. Вы поднимаетесь в «Хьюи» с инструктором, разворачиваете шторку (устройство, дающее вам возможность видеть только кабину) и летаете над всей Алабамой, выполняя посадки в аэропортах, которые никогда не видели, а потом возвращаетесь, так и не увидев ни земли, ни неба — ничего, кроме внутренностей кабины. На экзаменационном полете я слетал из Форт-Ракера в Гэйнсвилл, во Флориде и обратно, выполнив четыре захода на посадку на незнакомые аэродромы и два пересечения трасс. Полет, похожий на сон, продолжался четыре часа. Единственное, что говорило о том, что я лечу — движущиеся стрелки приборов и переговоры с разными диспетчерами. Эта подготовка понадобилась мне во Вьетнаме всего несколько раз, но когда это случалось, она спасала мне жизнь.
11 мая 1965 года мы получили погоны уоррент-офицеров и серебряные крылышки. На моем выпуске были мой отец, сестра и Пэйшнс с Джеком. (Мама заболела и не могла приехать). Я был очень горд. За двадцать три года моей жизни это были самые насыщенные десять месяцев. Шестьдесят процентов нашего выпуска отправились прямиком во Вьетнам. Я был среди тех сорока, которые считали, что им как-то повезло и они получат назначения в Штатах. Это была иллюзия. Я попросился (и был назначен) в 3-ю Транспортную роту, Форт-Бельвуар, Вирджиния — возить важных персон. Эта часть развозила конгрессменов и сенаторов по Вашингтону и поддерживала двадцатичетырехчасовую готовность, если придется срочно доставить кое-каких лиц в подземные бункера, в случае Если Станет Совсем Плохо. Оперативный цикл обычно занимал от восемнадцати месяцев до двух лет. Такая служба явно была слишком хороша для молодых пилотов. На нее должны были попадать старики. Военный городок был вылизан, городишко неподалеку — в смысле, Вашингтон, округ Колумбия — оказался занятным местом, а уж офицерский клуб у нас был просто шикарным, с видом на Потомак. Мы, дурачки, и в мыслях не держали, что нас просто отправили в зону ожидания, на несколько недель. Впервые после женитьбы Пэйшнс и я отправились покупать мебель для нашей первой квартиры.
Несколько недель жизнь была вполне нормальной. Я вставал по утрам, надевал оранжевый летный костюм и ехал на машине десять миль до аэродрома. Там проводил два-три часа, изучая двухвинтовой «Пясецкий». А потом просто болтался без дела, разговаривая с другими пилотами о полетах.
Некоторые из них успели побывать во Вьетнаме. Они говорили, что в Сайгоне можно купить стереосистему за треть американской цены. Вот и все, что я знал о Вьетнаме: отличное место, если соберешься покупать стереосистему. Многие из этих пилотов летали, выполняя задания по поддержке АРВ — Армии Республики Вьетнам. В этой войне надо было удерживать контроль над Южным Вьетнамом — перед лицом популярности Хо Ши Мина. Вьетнамские коммунисты на Юге — Вьетконг, или ВК, как их звали — не прекращали драться с того самого времени, как президент Зьем в 1956 году отказался проводить назначенные свободные выборы. Тогда я всего этого не знал, но что мне было известно, так это то, что пилоты были не особо высокого мнения о солдатах АРВ. Воевали они неохотно. Их везли на вертолетах в бои, которые почти всегда проигрывались. А ВК продолжал становиться все сильнее.
Через три недели после моего прибытия я получил приказ прибыть в Форт-Беннинг. Никакими объяснениями этот приказ не сопровождался.
— Что, блядь, такое в этом Форт-Беннинге? — спросил я друга, получившего такой же приказ.
— Я слышал, что формируют новую, большую дивизию. Похоже, нас во Вьетнам пошлют.
— Чего?
В Форт-Беннинге дислоцировалась 11-я Воздушно-штурмовая дивизия (экспериментальная). Там уже больше двух лет отрабатывалась концепция вертолетного воздушного штурма. После больших учений в Каролине, в ходе которых 11-я Воздушно-штурмовая воевала с условным противником (его изображали части 101-й Воздушно-десантной дивизии), было решено, что концепция действительно работает и настала пора формировать настоящую воздушно-штурмовую дивизию, чтобы послать ее во Вьетнам. Поскольку все вертолеты и пилоты уже были на месте, дивизия просто поменяла название, став 1-й Кавалерийской (Аэромобильной) и сейчас усиливалась новыми пилотами и машинами, чтобы укомплектоваться полностью.
В середине июня в Беннинг прибыли сотни пилотов, но до 28 июля нам говорили, что у такого усиления нет особых причин. «Слухи о том, что мы отправляемся во Вьетнам ничего под собой не имеют, но не снимайте жилье внаем», — так нам сказали.
Нам дали ускоренный курс по некоторым летным приемам, которые изобрели дивизионные ветераны. Их специальностью был полет на малой высоте — так называемый «контурный полет». Предполагалось, что такая техника минимизирует огонь с земли. У них был специальный маршрут, «курс уверенности», где нас обучили разным трюкам — к примеру, полету под проводами и разворотам на такой высоте, что законцовки лопастей почти задевали землю. Ковбои, что еще скажешь.
В одном таком вылете со «старичком» по имени Билл Джеймс, я испытал самый низкий и скоростной пролет, какой только видел. С нами были еще три пилота ВВС. Джеймс подлетел к железнодорожному пути, по бокам которого стояли высокие деревья. Разогнавшись больше, чем до 100 узлов, он нырнул в этот канал так, что лопасти мели почти по верхушкам. Скорость ослепляла. Пилоты ВВС заорали:
— Да он чокнулся! Скажи ему, чтобы остановился! Стой!
Услышав эти вопли, Джеймс добавил скорости. На 120 узлах, между двумя рядами деревьев, мир превращается в зеленую пелену. Как Джеймс ухитрялся что-то разглядеть — понятия не имею.
Еще одной процедурой, которую отработали в дивизии, был полет в строю. В летной школе строй, в котором мы летали, можно было описать как два или больше вертолетов, летящих в виду друг друга в одном и том же небе. Нас не учили полетам в сомкнутом строю; считалось, что это слишком опасно. Однако, если четыре «Хьюи» должны разом сесть на маленькую зону высадки, нужно, чтобы они летели, садились и взлетали очень близко друг от друга. Сближение измерялось в диаметрах винта. Для ветеранов оно составляло один-три диаметра. В реальности они летали на одном, или даже меньше. Когда я впервые это увидел, в моей голове так и заплясали видения: винты, вращающиеся в противоположные стороны, схлестываются и разлетаются вдребезги. Говорили, что эти ненормальные летают и с перекрытием дисков винтов, просто удовольствия ради. Я видел все эти приемы — полеты на малой высоте и в строю — куда чаще, чем делал их сам. У нас было очень мало времени. Новым пилотам надо было получать опыт вождения «Хьюи» и воздушно-штурмовую подготовку для Вьетнама. Когда объявили, что мы должны сдать нижнее белье, чтобы его перекрасили в зеленый и выкрасить шлемы тем же цветом, то мы поняли, что наш час близок. 28 июля я услышал, как президент Джонсон сообщает по телевидению, что «Мы остаемся во Вьетнаме» и «Я приказал отправить во Вьетнам Аэромобильную дивизию». И меня охватила смесь страха и восторга. Игры кончились. Для вертолетчиков жизнь становилась очень серьезной. На следующий день, в приступе какого-то угрюмого рационализма я купил себе двуствольный «Дерринджер» — тайное оружие последнего шанса.
