Иван Фирсов - Лисянский
Юрий не раз встречался в коридорах с Кургановым и почтительно приветствовал его. Сухощавый, суетливый старик с седыми мохнатыми бровями и смешной косичкой, торчавшей из-под треуголки, выглядел обычно озабоченным. Но всегда почтительно отвечал на приветствие даже малолетних кадет.
— Так что же ты, братец, времечко транжиришь? — повторил он вопрос. — Разумней бы в «житки» поиграть.
Юрий развел руками:
— Охотников нынче нет, ваше высокоблагородие. В каморы все убежали. Вот и не ведаю, чем завлечься.
— Кто таков? — спросил вдруг Курганов.
— Кадет Лисянский Юрий, — бойко ответил Юрий.
— Постой, постой, — прищурился Курганов. — Не с твоим ли батюшкой, отцом протоиереем, беседовал я запрошлым годом?
— Точно так, ваше высокоблагородие.
Премьер-майор пожевал губами, вскинул брови:
— Книжицы почитываешь?
Лисянский смущенно пожал плечами.
— То было прежде, у батюшки.
Курганов положил ему руку на плечо и коротко, не допуская возражений, сказал:
— Иди-ка, братец, за мной.
Они пересекли плац по диагонали, через караульную комнату вышли на улицу. За два года Юрий впервые покинул пределы Морского корпуса.
Курганов жил рядом в небольшом флигеле. Прежде всего они прошли в столовую. Прислуга принесла чай со свежими ватрушками, и Лисянский, опустошая чашку за чашкой, опомнился, когда на тарелке осталась одна лепешка.
— Доедай, доедай, — добродушно погладил его по голове Курганов, — ведь небось не однажды тебя утренней булки лишали?
Юрий утвердительно кивнул, а премьер-майор хмыкнул:
— Надобно впредь мундир чистить с вечера, пуговицы пришивать загодя, а не когда в строй бегом становиться.
После чаепития профессор повел его в кабинет, стены которого были закрыты книжными шкафами. Полки их сплошь заполняли книги. Курганов взял одну из книг со стола и протянул гостю:
— Сия книжица знакома?
Юрий взглянул на обложку, вспомнил: «Так это же тот самый «Письмовник», что дядя из Киева привез».
— Батюшка еще в Нежине изъяснял нам по ней грамматику, — проговорил Юрий.
Премьер-майор польщенно ухмыльнулся:
— Помню, помню, твой батюшка мне ее нахваливал, но ты возьми ее и попробуй далее почитать. Книжицу побереги, она денег стоит. На ночь ротному командиру отдавай. — Курганов минуту-другую помолчал и закончил: — Читай неспешно, размышляй, чего не промыслишь сам, спросишь у меня. Заходи каждодневно, после обеда. Не робей, я распоряжусь, чтоб тебя не задерживали в караульне.
Разглядывая «Письмовник», Юрий вспомнил о прочитанном в Нежине — рассуждения древних мудрецов, летописец, грамматика… все это он помнит, а часть грамматики уже изучил в корпусе, и она поднадоела ему. Однако листая страницы дальше, он дошел до «Присовокуплений» и оживился. Сначала вспомнил любимые пословицы отца из этой книги: «Не хвались отцом, хвались молодцом», «Нищета не отнимает ни ума, ни чести», «Хоть на хвойке, да на своей вольке». Дальше шли различные повести — анекдоты, исторические происшествия, а главное, описание разных народов. Ананию тоже понравился «Письмовник», и они с братом поочередно читали вслух, уединившись в каком-нибудь закоулке. После каникул появился гардемарин Баскаков.
— Сие почти мне все известно, — напыжившись, сказал он, — премьер-майор Курганов ежедневно преподносит нам разные науки.
Когда же Юрий прочитал ему стишок-загадку, Баскаков, перелистав книгу, убедился, что многое он не знает.
Перед Рождеством мальчик зашел к Курганому и протянул завернутую в тряпицу книгу:
— Благодарствую, ваше благородие.
Премьер-майор добродушно улыбнулся:
— И что же более всего тебя прельстило в «Письмовнике»?
Лисянский ответил не сразу. Ему интересны были поговорки и шутки, стихи любвеобильные и басни, загадки… Немало часов провел он, штудируя «Словарь разноязычный», — незнакомо и чудно звучали греческие и индийские слова, латинские и немецкие фразы. Но больше всего притягивало другое.
— Описание разных иноземных народов, а также познания о науках и художествах.
Курганов пристально посмотрел на мальчика, усадил его и велел прислуге принести чай, а сам подошел к высокому шкафу с книгами. Пока Юрий с удовольствием прихлебывал горячий чай, он выбирал подходящую книгу. Увлекшись чаем, Юрий зачмокал губами. Не поворачиваясь, Курганов строго проговорил:
— Ежели чай горяч, его наливают в блюдце, а тем лучше прихлебывают потихоньку. — Он повернул голову, сквозь очки серые глаза казались строгими и требовательными: — Флотский офицер обязателен вести себя прилично. Потому как ему в разных местах представлять свое Отечество надлежит. Тем паче тебе честь выпадет, надеюсь, флаг Российского государства весьма прославлять. — Курганов подошел и сел напротив мальчика, который, покраснев, осторожно поставил чашку на блюдце. — По малым привычкам, братец, — продолжал Курганов, — иноземные люди о великих делах народа судят, коего мореходцы представляют. Добрые привычки и этикет надобно нынче в корпусе усваивать, далее поздно будет.
Курганов прошел к шкафу, не спеша перебрал корешки книг, вытащил одну из них и вновь вернулся к юноше.
— Уяснил я — тебе интересны разные странствия и открытия мест, ранее неизвестных. У нас в России, слава богу, первопроходцы всегда почитались. С незапамятных времен хаживали и в Персию, и в Индию. Со времен Великого Петра первопроходцами объявились и мореходцы. Первыми император Петр послал на Великий океан Креницина и Левашова для отыскания берегов американских. За ними следом пошли Чириков и Беринг. Они-то и достигли берегов Америки.
Мальчик сидел, подперев голову руками. Он давно забыл про недопитый чай и смотрел завороженными глазами на профессора, а тот продолжал:
— Прежде российских хаживали по морям и океанам древние мореходы стран европейских, — Курганов положил перед Юрием книгу. — Сия книга о разных иноземцах, знатных путешественниках. Писана она англичанами, перевел ее на российский язык мичман Михайло Веревкин в Кронштадте. Возьми книгу для прочтения. Только читай так же без торопливости. Вникай в хитросплетения разные, которые случаются в морском деле. Обогащайся знанием. Сия ноша плечо не тянет, а токмо является светилом жизни.
Пока Лисянский одевался, в переднюю вышла жена Курганова и вынесла большой куль с печеньем и конфетами:
— Угощайтесь, господин кадет, и дружков своих потчуйте на здоровье. — От мужа она знала незавидную судьбину братьев Лисянских.
В каморе, едва успел Юрий отыскать Анания и Михаила, налетели одноротники и вмиг растащили угощение. Полакомившись, кадеты разбрелись, а Юрий потащил Анания и Михаила к елке. Тут было тихо, ярко горели свечи. Рождественскую елку обычно ставили в просторной молельной комнате. В будние дни всегда зажигали одну-две свечи. Казна скупилась отпускать лишние копейки на содержание кадет. В рождественские праздники в комнате становилось тепло и светло. Баскаков на правах старшего попросил Юрия:
