Гарольд Лэмб - Карл Великий. Основатель империи Каролингов
Однако за пределами владений франков была в ходу поговорка: «Франку можно быть другом, но не соседом».
В те годы Западная, христианская, Европа тонула в глубокой тьме веков. Происходило хаотическое перемещение, «великое переселение народов», говорящих на разных языках; не существовало той силы, которая могла бы упорядочить это движение. Славное прошлое постепенно забывалось, а на будущее не было никакой надежды.
Душами людей владела только страстная мистическая вера в конец света, связанный со вторым пришествием Христа.
И все-таки ощущалось какое-то оживление в жизни, словно в муках рождалось нечто неведомое. Две личности боролись за право обладать властью – вождь напирающих франков и глава церкви Святого Петра. Пипин, подумав, протянул руку Стефану, папе римскому.
Но тяжесть стального меча перевесила авторитет святого отца.
Странно, но сопротивление Пипину шло из наиболее просвещенных областей – восточной границы и далекого юга. На востоке племена баваров имели доступ к торговой водной артерии – Дунаю – и поддерживали связь с богатым народом лангобардов из Италии. Баварский герцог Тассилон, такой же молодой, как и Карл, облачался в роскошный алый бархат, а на руках, как король, носил золотые браслеты. Тассилон доводился Пипину племянником, но при этом утверждал, что он жених лангобардской принцессы, и повсюду таскал с собой парикмахера и поэта. Герцог хвастался, что заслуживает своего Вергилия[8]. Карл последнего не знал.
Как-то летом, после давно прошедшего дня «майского поля», король Пипин ожидал на песчаном берегу стремительной реки Луары прибытия Тассилона с отрядом баваров в ответ на призыв к оружию. В период между севом и сбором урожая Пипин предпринял поход в глубь Аквитании, где герцог, как обычно, оказывал ему открытое неповиновение в течение всей зимы. С ба-варами он собирался дойти до Пиренеев и подавить их сопротивление.
Когда Тассилон наконец появился с отрядом вооруженных всадников, он, облаченный в красную мантию, вразвалку прошел между рядами личной охраны Пипина. Тусклые темно-красные накидки солдат, насквозь промоченные дождем, походили на мешки для фруктов. Карл, стоя за спиной Пипина, никогда прежде не замечал, как нелепо выглядит охрана в этой форме, копирующей форму римлян. Но Тассилон острым взглядом сразу охватил и форму, и временные бараки франкского войска. У него тоже имелся свой план, весьма отличавшийся от плана Пипина.
Тассилон приветствовал своего дядю-короля и, извинившись, ответил отказом на приглашение к пиршественному столу, прямо заявив, что прибыл, следуя своему долгу, несмотря на то что слишком болен, чтобы участвовать в карательной экспедиции франков. Красивый и красноречивый, Тассилон совсем не напоминал больного человека.
– Моя искренняя добрая воля, – заключил он, – будет сопровождать вашу милость по дорогам войны или мира.
Пипин по своей привычке подумал, прежде чем ответить.
– Ты поклялся, – наконец заметил он, – у гробницы святого Илии являться без промедления в ответ на мой призыв к оружию.
Тассилон возразил с несколько меньшей высокомерностью, что он, безусловно, сдержал бы клятву, если бы позволило здоровье. Будучи больным, он не смог этого сделать.
Упрямый Карл бросил бы своему кузену вызов, обвинив в дезертирстве перед лицом врага. Однако он не получил сигнала от Пипина. Кроме того, Тассилон находчиво представил дело так, словно это была не война, а простой поход.
Пипин долго размышлял. Если бы дело дошло до открытой схватки с хорошо вооруженными баварами, его войско могло понести тяжелые потери и не справиться с восставшими аквитанцами. В конце концов он позволил Тассилону беспрепятственно удалиться.
– Не следует иметь больше одного врага одновременно, – пояснил он своему внебрачному сыну.
Карл не понимал, что Пипину известна причина, по которой не следовало испытывать боевую силу франков.
Впервые ему показалось, что Пипин проявил слабость. Действительно, в последнее время его отец выглядел медлительным и частенько сидел, погруженный в дрему, на своем высоком резном стуле. Руки и ноги у него опухли, а под глазами образовались мешки.
– Его собственная глупость, – разразилась Берта гневной речью, – заставила его искать помощи за тридевять земель, и где? У гробницы святого Петра! Есть ли у этого папы римского хоть один копейщик или хотя бы захудалый лучник, чтобы отправить их на войну? Нет, ни единого.
Ее чисто женская язвительность подогревалась тем уважением, которое она прежде испытывала к Пипину, дерзкому воину, предпочитавшему теперь переговоры и мир. Она также обратила внимание на царственное великолепие Тассилона и его свиты. В своем воображении она представляла его красную мантию плащом архангела. Кроме того, она ждала от Пипина, что тот будет править мелкими сеньорами Зальцбурга и Тулузы как покорными вассалами. У нее бы возросло чувство собственного достоинства, потому что в глазах других женщин ее положение в обществе стало бы выше. Особенно в глазах этих жеманниц из роскошной Тулузы и надменных южанок из Прованса и садов Оверня, где было гораздо красивее, чем в ее собственных крытых соломой поместьях в Суассоне и Вормсе. К тому же эти женщины не упускали случая напомнить о том, что их предки принадлежали к римской знати.
По мнению Берты, Пипин терял хватку.
После того как бавары отбыли восвояси, Пипин повел своих франков через Луару. Карлу казалось немыслимым то, что Тассилон, здоровый мужчина, дезертировал, а его больной отец продолжал воевать.
Уже в третий раз Пипин повел франкские войска на юг. На этот раз в 768 году от Рождества Христова он ехал на лошади в паланкине. В хрониках того года говорится, что он «отправился в поход после пасхальных праздников, оставив дома королеву Бертраду с семьей».
Он дошел со своим войском до подножия Скалистых гор, последнего оплота его врага. Там герцог Аквитанский был убит своими же людьми, уставшими от войны, и никого больше не нашлось, чтобы выступить против Пипина. Но сам Пипин занемог, так и не успев наказать Тассилона за клятвопреступление и дезертирство.
Моментально его паланкин был доставлен туда, где ждала Берта. Мимо Пуатье, где с желтых полей снимался урожай, где Карл Молот разбил мусульманских всадников, через золотистую Луару его и доставили в монастырь Святого Мартина в Туре. Пипин пожертвовал монастырю целое состояние в надежде, что святой Мартин вылечит его.
«Оттуда он отправился, – повествуют хроники, – в Сен-Дени, где умер 8 октября». Его похоронили под полом базилики рядом с могилой Карла Молота.
Глава 2
