Хьюи Ньютон - Революционное самоубийство
Разумеется, после такой выходки меня отправили к директору, зато меня зауважали одноклассники. Они поддержали мой протест против несправедливости, совершенной тем, кто имел над нами власть. В кругу детей из рабочих и неимущих семей авторитет завоевывался именно при помощи успешного сопротивления представителям власти. Ты добивался признания в своем кругу, тебя принимали за своего, только если ты был физически сильным, а твое поведение — вызывающим. И то, и другое приводило к расовому и социальному конфликту между учителями и администрацией школы с одной стороны и учащимися — с другой.
Единственным учителем, с которым у меня никогда не было трений, была миссис Макларен. Она преподавала мне, когда я учился в шестом классе в начальной школе Санта-Фе. Еще раньше она учила моего брата Мелвина. Поскольку мой братец был образцовым учеником, миссис Макларен питала большие надежды на мой счет. В свою очередь я чувствовал ответственность за репутацию Мелвина. Миссис Макларен никогда не повышала голос на своих учеников. Она излучала спокойствие, всегда была уравновешенной и мирной, независимо оттого, что могло случиться. Никто не питал ни малейшего желания начать кампанию против нее. Миссис Макларен была исключением из правил.
Впрочем, к тому моменту, хотя я был всего-навсего в шестом классе, я успел заработать репутацию очень трудного подростка, так что уже не было необходимости начинать воевать с преподавателями. Они ожидали от меня чего угодно и часто провоцировали неприятности, полагая, что я все равно что-нибудь выкину, несмотря на то, что успеваемость у меня была нормальная.
Я пережил не одно чистосердечное раскаяние и не одно падение. Стоило мне утихомириться на какое-то время, как начинались родительские нравоучения, после чего примерно неделю я занимался усердным самоанализом и принимал решение сотрудничать с преподавателями и приложить все усилия к учебе. Мать с отцом доказывали мне, что, поскольку у преподавателей есть нечто, в чем я еще только нуждался, я не мог входить в класс как равный. Я возвращался в школу, исполненный твердости и хороших намерений. Но учителя опять устраивали мне провокационные ловушки, полагая, что я буду продолжать бороться с ними. И это повторялось каждый раз. Резкие слова, борьба, исключение из школы — и еще один семестр коту под хвост. Мне часто казалось, что они просто хотели выгнать меня из класса, раз и навсегда.
За долгие годы, что я учился в Окленде, я не встретил ни одного учителя, который преподал бы мне урок, относящийся к моей собственной жизни или к моему личному опыту. Ни один преподаватель не пробудил во мне желание узнать что-то новое, прояснить какой-либо вопрос или изучить целые миры, которые могли открыть передо мной литература, наука и история. Все, что делали мои учителя, — это пытались лишить меня чувства собственной уникальности и ценности, и в итоге они чуть было не убили мой порыв к знаниям.
3. Взросление
Тот, кто захочет стать свободным, должен нанести первый удар.
Фредерик Дуглас. Моя жизнь в рабстве и на свободе[13]Моя учеба проходила вне школьных стен. Я никогда не учился по учебникам — меня учила семья, друзья и улица. Уже потом я полюбил книги и стал много читать, но это не имело никакого отношения к школе. Я начал получать знания нестандартным способом задолго до того, как переступил порог школы.
Один из самых первых уроков, который должен хорошо усвоить первый ребенок, — это приемы хорошей драки. Отец учил нас всегда играть по правилам. Когда я только пошел в школу, то пытался следовать его совету, однако принцип справедливости, столь дорогой отцу, преобладал далеко не везде. Некоторые игры заканчивались дракой, а тогда мне еще было не по душе драться. Первый год в подготовительном классе дался мне тяжело. У меня выработалась привычка симулировать приступы тошноты, чтобы оставаться дома и таким образом избегать встречи с местными забияками. Если этот фокус не удавался, то я «терял» одежду и очень долго собирался. Мать видела насквозь все мои ухищрения. Узнав о причине, по которой я выдумывал разнообразные предлоги для непосещения детсада, она попросила моего брата Уолтера-младшего (по прозвищу Сонни Мэн) забирать меня и приводить домой. В конце концов, я стал защищаться, когда кто-то, испытывавший желание распустить кулаки, нападал на меня. Проблема оказалась решена: Уолтер просто научил меня драться и драться неплохо.
В то время, а на дворе стоял примерно 1950 год, мальчишки думали, что Джо Луис был святым. Он, Джерси Джо, Кид Галиван и Шугар Рэй.[14] были нашими кумирами. Я хотел стать настоящим уличным бойцом, тем более, что для выполнения моего желания имелись все основания: у меня были самые быстрые руки в квартале. Знакомые ребята придумывали себе звучные прозвища — Винчестер, Герцог, Граф, но мне хватало собственного имени. Я колотил всех мальчишек в квартале, но вовсе не для того, чтобы завоевать репутацию непобедимого драчуна. Мне нужно было сохранить свое достоинство и обеспечить себе элементарное выживание. Полоса бесконечных драк началась в «промежуточной» школе. Из-за буквы в полном имени[15] меня обзывали «мочой». Стоило кому-нибудь произнести в мой адрес дразнящую фразу «Хьюи «Пи» собирается сделать пи-пи», я тотчас лез в драку и молотил своих обидчиков, пока хватало сил. В какой-то момент все зашло так далеко, что я хотел бросить «промежуточную» школу, чтобы упростить себе жизнь, но мать ни за что не допустила бы этого.
Улица служила нам рингом, здесь мы устраивали небольшие боксерские поединки. Вместо перчаток мы обматывали руки полотенцами и начинали бой из пяти раундов. Нашими зрителями были местные пьяницы. Они бросали нам пятицентовые монеты и криками подзадоривали нас, маленьких боксеров. Они обожали кровавые зрелища, и мы удовлетворяли их страсть. Мы выходили на «ринг», дубасили друг друга без всякой жалости, кровью пачкали одежду, яростно кричали в пылу схватки — в общем, бились не на жизнь, а на смерть. Исполнявшие роль зрителей алкоголики прозвали меня «призером». Я свято верил в то, что после окончания боя победитель получает приз. Поэтому иногда «друзья бутылки» приносили мне коробочку крекеров «Джек» ценой в десять центов. Я стал думать, что все возможные призы на свете — это крекеры, ибо дешевое печенье было единственной знакомой мне наградой. Впрочем, мы с трудом могли есть, поскольку покидали ринг с разбитыми в кровь губами. У меня даже не было мысли зарабатывать деньги на боксе.
Впоследствии я вместе с Уолтером тренировался в спортивном центре на Кэмпбелл-стрит и участвовал в нескольких боях в «Клубе для мальчиков». Мой старший брат Ли Эдвард уже ушел из дома, когда я начал подрастать, но он часто заходил к нам, чтобы повидаться. Он тоже открыл мне немало секретов хорошего боя. Ли Эдвард завоевал в общине репутацию человека, не проигравшего ни одной схватки. Любой мальчишка в то время испытывал бы точно такую же гордость, какую испытывал я, имей он брата, про которого известно, что он постоит за себя во всех ситуациях. Несмотря на то, что Ли Эдвард был «своим» и прошел суровые испытания, он никогда никому не уступал. Именно старший брат больше, чем кто-либо в жизни, учил меня не опускать руки при самом неблагоприятном раскладе, смотреть сопернику прямо в глаза и атаковать без передышки. Даже если тебя сильно ударили и отбросили назад три-четыре раза, говорил мне брат, в конце драки ты можешь одержать верх. И он был прав.
![Юджин О'Нил - Хьюи[Hughie]](/uploads/posts/books/255087/255087.jpg)
