Виктор Болдырев - Гибель синего орла
племен изображение почитаемого родом животного - "родоначальника".
Лук отлично сохранился. Дерево полировано от долгого употребления. Тугая тетива, сплетенная из оленьих жил, звенит, как струна. Лук склеен из двух слоев древесины, и между ними проложена сухая оленья жила. Стрела совсем новая: древко не потемнело, наконечник не заржавел, пестрые перья не испорчены сыростью.
Кто мог оставить на пустынном берегу озера деревянного идола и совсем еще новый лук в век электричества, самолетов и радио?
Внимательно осматриваю песчаную площадку и сухую лишайниковую тундру. Следов людей нет. Может быть, тут чья-нибудь позабытая могила?
Пологие склоны булгуньяха спускаются к озеру совсем близко. Поднимаюсь на плоскую вершину холма. Песчаную почву, развеянную ветрами, покрывает поросль тундровых злаков. В песке чернеют отверстия песцовых нор и валяются обглоданные птичьи кости. Там и тут белеют раковины.
С холма открывается чудесная картина озера. Северный его залив переходит на западе в обширное ярко-зеленое осоковое болото. По-видимому, и там в недалеком прошлом расстилалось озеро, теперь оно высохло, и болотистую почву густо заселяет водяная осока.
Что такое?..
Вдали, на лужайке среди осоковой гущи, пляшут странные фигуры. Соединившись в круг, они подпрыгивают на месте, ритмично покачиваясь из стороны в сторону, словно плясуны в старинном чукотском танце.
Вскинув бинокль, различаю высокие тонкие ноги, сигарообразные туловища, длинные шеи и вытянутые головы с острыми клювами. Неужели люди, переодетые в маски, танцуют тотемический танец?
Нет, на берегу озера хороводом пляшут крупные белые птицы. Это их следы сохранились на дне высохшей протоки.
Скатившись с холма, осторожно пробираюсь сквозь болотистые заросли.
Тихо раздвигаю высокие стебли и вижу чудесных птиц совсем близко. Они окончили свой танец и разбредаются по болоту. Поражает величина птиц ростом они почти не уступают человеку. Края белых крыльев оторачивает черная кайма, хвост украшают перья серповидной формы. Тонкие ноги и передняя часть головы необычайного огненно-красного цвета, клюв розовый.
Великолепием своей окраски птицы напоминают фламинго. Часто останавливаясь и широко раздвигая карминовые ноги, они шарят в болоте длинными клювами. Вытащив корешок, птица распускает крылья и с уморительными ужимками начинает приплясывать.
Совершив короткий танец и проглотив лакомый кусочек, плясуны снова принимаются шарить в болоте. Иные из них, вытащив из болота вкусный корешок, подбрасывают его в воздух и стараются поймать на лету, громко щелкая клювами. Другие игриво бегают или, распушив перья, наскакивают друг на друга.
Ужимки длинноногих обитателей болота так забавны, что вытаскиваю альбом и делаю несколько зарисовок.
Птицы забеспокоились. Пора стрелять, чтобы не упустить редкую добычу.
Выстрел разрывает тишину болота. Самая крупная птица валится в траву. На лужайке возникает страшная суматоха, слышатся громкие, пронзительные крики. Большие, тяжелые птицы не могут сразу подняться в воздух и долго бегут по болоту, махая огромными белыми крыльями. Но вот стая поднимается, и, соединившись в треугольник, птицы-великаны улетают на юг.
Крупная картечь пронзила плотное и гладкое оперение в нескольких местах. Туловище украшают белые перья с широкими опахалами; шею и затылок облегают тонкие, нежные перышки; шелковистые их нити похожи на оперение австралийского страуса.
- Да это же стерхи! Белые журавли! Как же я раньше не догадался?
В тундрах Северо-Восточной Сибири, далеко за Полярным кругом гнездились арктические журавли. На зиму стерхи улетали в Индию, Северный Китай и Японию, где скрывались на болотистых речных островах и в камышовых зарослях высыхающих озер.
Зоологическая коллекция пополнилась новой редкой шкуркой. Осторожно уложив ее в рюкзак, поворачиваю к берегу - нужно возвращаться и выходить в море. Чистое полуденное небо не предвещает шторма.
Забираю в коллекцию лук и стрелу. Брать с могилы вырезанную из дерева фигуру медведя не решаюсь. Может быть, заберем ее на обратном пути, возвращаясь с устья реки Белых Гусей.
Выхожу к морю, благополучно переправляюсь по настилу из плавника через морское болото, долго шагаю по колено в море и подхожу наконец к "Витязю". Пинэтаун радостно улыбается.
- Эгей! Пришел? Пешком искать тебя хотел...
- А вельбот?
- К Чукотскому камню гонял. Потом ждать вернулся.
Рассказ о большом озере и деревянном идоле заинтересовал Пинэтауна. Он внимательно осматривает лук и стрелу.
- Совсем не чукотский - лесной лук. Смотри, береза.
Действительно, нижний слой клееного лука из березы. В тундре березы нет, и старинные чукотские луки вытачивались из лиственницы.
- Перо тоже чужое, нет таких птиц в тундре.
Острый глаз у юноши. Рассматриваю оперение стрелы и не узнаю рисунка. Какой птице принадлежат эти пестрые перья? Долго мы не могли разгадать значения удивительной находки.
Рассказ о танцах белых журавлей не удивляет Пинэтауна - он видел их в Алазейской тундре. Но встречать нерп в тундровых озерах ему не приходилось.
- Как пришла нерпа в озеро, а?
Объяснить странного явления не могу.
Глава 5. ИСПЫТАНИЕ
Ровный попутный ветер дует с юга. Море спокойное, и мы решаем покинуть берег Западной тундры.
Пинэтаун раскладывает на корме морскую карту. Прочертив прямую линию к устью реки Белых Гусей, измеряю транспортиром угол между этой линией и меридианом, учитываю поправку на магнитное склонение и получаю компасный курс. Теперь, выдерживая направление по компасу, можно привести вельбот к намеченной цели.
В морской бинокль хорошо виден горизонт по курсу. В стеклах бинокля колышется бесконечная зеленая равнина океана, чуть синеющая вдали.
Правильно ли поступаем, пускаясь на утлом суденышке в открытое море?
Но иного пути нет. Нужно спешить: наступает опасное время для северных оленей.
В два часа пополудни снимаемся с якоря и, развернув паруса, уходим в море.
Скоро земля растаяла, скрылась из глаз. Длинные океанские волны поднимают "Витязь" и плавно опускают в малахитовую зелень океана. Форштевень разбивает гребни волн, брызги веером летят в лицо, и мы чувствуем на губах острый соленый вкус морской воды.
Пинэтаун с тревогой посматривает на воду: он впервые видит океанские волны. Ветер свежеет. Скорость "Витязя" достигает двенадцати узлов. При таком ходе можно увидеть желанный берег к полуночи.
Однако наши надежды не оправдались: с хорошим ветром вельбот плывет часов пять, затем ветер слабеет и к вечеру стихает совершенно. Океан постепенно успокаивается и засыпает.
