Джек Мэтлок - Смерть империи
Собравшись в тот же вечер, Политбюро сделало свой выбор и объявило о созыве на следующий день внеочередного пленума Центрального Комитета партии, чтобы этот выбор утвердить. В ту ночь со всех концов Советского Союза отправились самолеты, доставляя партийных олигархов на их конклав в Москву. Одному из старейшин Политбюро, партийному боссу Украины Владимиру Щербицкому, пришлось проделать путь от самой Калифорнии. Единственный из всех участников, он проделал часть пути под опекой военно–воздушных сил США, чей самолет перенес его из Сан—Франциско в Нью—Йорк, куда за Щербицким был послан лайнер «Аэрофлота».
Собственно, как раз необходимость организовать срочную переброску Щербицкого и послужила для нас в Вашингтоне первым указанием на то, что Черненко умер. Здоровье у генсека было плохое, и неоднократно до нас доходили слухи о его смерти, но всякий раз, как оказывалось, безосновательные, В то время я отвечал за советские и европейские дела в аппарате Совета национальной безопасности в Белом Доме и всего двумя днями раньше, 8 марта, направил записку помощнику президента по национальной безопасности о том, что, хотя последние слухи, по–видимому, и не соответствуют истине, все ж отнюдь не преждевременно для президента решить, поедет ли он в Москву на похороны, когда придет их черед. После этого Ребекка и я отправились на восточное побережье Мэриленда, где в Уай-Плантэйшн, в конференц–центре Аспеновского института, на выходные был организован семинар по американо–советским отношениям.
Когда в воскресенье днем мы вернулись домой, то, едва переступив порог, услышали телефонный звонок. Звонил Марк Палмер, блестящий и деятельный заместитель помощника госсекретаря, ведший дела, связанные с Советским Союзом и Восточной Европой. Он сообщил, что поступила просьба помочь Щербицкому немедленно возвратиться в Москву. Я согласился попросить Белый Дом санкционировать ВВС переброску Щербицкого в Нью—Йорк, где его подобрал бы аэрофлотовский лайнер, и мы обсудили очевидные последствия. Не откладывая, оба мы быстро собрались в срочную поездку в Москву на очередные похороны.
Несмотря на нашу помощь, Щербицкий опоздал и на заседание Политбюро, и на пленум. Не поспел в срок и Динмухамед Кунаев, партийный босс Казахстана. Отсутствие этих двух консервативных партийных деятелей на таких важнейших совещаниях впоследствии породило разговоры, будто бы Горбачев был избран на Политбюро с минимальным перевесом пятью голосами против четырех, поданных за партийного босса Москвы Виктора Гришина.[3]
Сколь ни мучительны данные сведения для кремленологов, вероятно, они неверны. Во всяком случае, сам Горбачев и другие прямые участники их отрицают.[4] И дело не в том, что все члены Политбюро до единого были за Горбачева, а просто в том, что у его соперников 10 марта голосов не было вовсе.
Гришин и в самом деле плел интриги в 1984–м и в начале 1985–го, добиваясь провозглашения преемником Черненко. Преуспей он, и инерции брежневской эпохи могло бы хватить еще на несколько лет. Однако Гришин проиграл тактическую битву за преемничество в 1984 году, не сумев тогда заручиться поддержкой Дмитрия Устинова, могущественного министра обороны. Устинов умер в декабре, и это настолько возродило надежды Гришина, что он попытался заручиться одобрением Черненко, развернув для этой цели в подвластных ему средствах массовой информации ужасно позорную кампанию прославления.
Горбачев, тем не менее, переиграл Гришина по всем статьям, Егор Лигачев, в то время секретарь Центрального Комитета, ответственный за кадры, систематически внедрял потенциальных сторонников Горбачева на посты руководителей областных партийных организаций по всей стране: если бы Политбюро разошлось во мнении, выбирая нового генсека, голоса этих назначенцев оказались бы решающими в Центральном Комитете, Черненко был либо слишком немощен, чтобы заметить потуги Гришина снискать расположение, либо достаточно ответствен, чтобы отринуть их: он не предпринял ничего, что помешало бы Горбачеву установить действенный контроль над центральным аппаратом партии, и не сумел предложить иного преемника, кроме Горбачева. Возможно, его предложение и не было бы решающим, однако оно потребовало бы от Горбачева куда больших усилий для победы единогласным избранием. Еще важнее то, что Горбачеву удалось приобщить к своему лагерю министра иностранных дел, старейшего члена Политбюро Андрея Громыко.
Тем не менее, после смерти Черненко, не будь решение принято незамедлительно, враги Горбачева в Политбюро, в том числе премьер–министр Николай Тихонов и партийный босс Ленинграда Григорий Романов, вместе с Гришиным могли бы сговориться и придти к альтернативному согласию. Быстрые действия Горбачева предотвратили всякую подобную попытку.
Будучи де–факто вторым секретарем, Горбачев первым узнал о смерти Черненко. Он тут же созвал Политбюро, настоял, чтобы решение было принято безотлагательно, и продержал членов Политбюро в зале заседания до тех пор, пока не добился чего хотел: назначения председателем Комиссии по организации похорон (традиционно им становился явный наследник) и рекомендации Политбюро Центральному Комитету избрать Горбачева генеральным секретарем.
Спешно собранному на следующий день пленуму Центрального Комитета партии оставалось лишь одобрить рекомендацию Политбюро, поскольку никто не подготовил почву для возражений или соперничества. Осознавая, что всякое соперничество и любые возражения окажутся не только тщетными, но и приведут к немедленной и, пожалуй, более чем неуютной отставке, Гришин со товарищи голосовали вместе с остальными.
Призраки вождей прошлого
Черненко, у которого способности руководить оказались столь же незначительны, сколь уязвимым здоровье, вызвал ощущение неловкости: третий подряд, собственно, следом за затянувшейся немощью Леонида Брежнева и тяжкой болезнью Андропова, мучавшей его едва ли не в течение всего короткого правления. По всем объективным показателям, время появиться новому, иного типа политическому лидеру назрело давным–давно.
Целых десять лет страна созерцала дряхлеющее, самодовольное политическое руководство, лишенное какой бы то ни было оригинальности и решительно подавлявшее всякого обладателя новых идей.
Брежнев был неповоротливым олигархом–тугодумом даже в свои лучшие годы. Склонный к лести и роскоши, поклонник скоростных машин и молоденьких женщин, он правил, улещая партийную бюрократию раздачей по кусочкам власти и привилегий. В первом ряду за спиной коммунистических иерархов стояли вооруженные силы и военная промышленность, и каждая из заинтересованных властных групп получала свою долю. Сталинский террор и хрущевское торопливое экспериментирование сменились дурно пахнущей трясиной коррупции. Все решалось личными связями властителей,
