Наталия Басовская - От Нефертити до Бенджамина Франклина
Аристотель возбудил в нем интерес к Софоклу, Эсхилу, Еврипиду, он привил ему свою страсть к наблюдениям за живой природой. Аристотель написал прекрасную книгу о мире животных и растений. Александр знал ее почти наизусть и в свой поход — завоевательный, военный — взял целую группу ученых, которые времени зря не теряли. Через много-много столетий Наполеон Бонапарт, подобно Александру, возьмет ученых в свой египетский поход, что станет отправной точкой в развитии науки египтологии. Но Наполеон ученых не казнил и в клетке за собой не возил, он защищал их.
С Александром случилась другая история. Каллисфен, историк, племянник Аристотеля, был посажен Александром Македонским в клетку. Он рос вместе с Александром, они дружили с подросткового возраста. И Каллисфен описывал поход довольно верноподданнически. Он воспевал Александра как бога, он искренне любил Александра с детства. Он одобрял уничтожение Персеполя, пытался оправдать убийство Клита, объясняя это какой-то вспышкой страсти, случайностью. Но Александр заподозрил его в участии в заговоре пажей, возмущенных превращением царя в восточного деспота. И хотя это было только предположение, Каллисфен был арестован, схвачен, посажен в железную клетку, которую Александр возил за собой. В ней Каллисфен и умер, как было записано, «по болезни». И несмотря на это, Аристотель переписывался с царем до конца своих дней. Хотя во многом они уже были друг с другом не согласны, Александр регулярно давал Аристотелю деньги на науку.
В своем походе полководец пытался еще заниматься тем, чему его учил Аристотель, — составлять лекарства, в частности против укусов змей (на Востоке это было весьма актуально) и вместе с врачами лечил своих друзей. При его штабе появился отряд биматистов, по-русски можно сказать шагомеров. Ими были атлеты, в том числе победители Олимпийских игр. Они шагами измеряли территории, по которым двигалась великая армия. Результаты их измерений тщательно записывались в придворный журнал, ставший впоследствии бесценным источником для историков и географов следующих поколений. Кроме того, в этом отряде проводили описание местностей, составлялись карты, в сущности, велась научная работа своего времени. Поход Александра Македонского был своеобразной научной экспедицией.
Он поощрял деятельность своего друга гетайра Неарха, командовавшего флотом, который одним из первых занялся составлением карт береговых линий. Несколько утрируя, можно сказать, что корабль Неарха стал одним из ранних исследовательских судов. Его описания тоже оказались очень важными для науки. Получалось, что попутно с просветительской миссией и отмщением Александр решал в походе еще и научные задачи, хотя вряд ли осознавал это. Вернее сказать — эти задачи вписались в тот огромный круг проблем, которые по ходу дела возникали перед Александром Македонским.
После Персеполя идея отмщения была исчерпана. Более того, ему она стала неинтересна. И вот почему. Греческие полисы опросили своих граждан: готовы ли вы признать Александра богом? Все, и в первую очередь жители демократических Афин, согнулись в поклонах: «О, да, да, да!» Куда делась эллинская гордость? Неизвестно. Лучше всего ответили спартанцы: «Если Александр хочет быть богом, пусть будет». А если он бог, у него должна быть особая, божья воля, отличная от человеческой, воля, с помощью которой он осуществляет свою великую миссию, божественный замысел.
Очевидно, мысли, подобные этим, подтолкнули его к осуществлению совершенно новых идей, которых не могло быть в начале великого восточного похода.
Я совершенно убеждена, что он никогда не стал бы столь великой фигурой в человеческой истории, в истории мировых цивилизаций, не возьмись он за осуществление идеи совершенно безумной и абстрактной. Вот что писал об этом древний грек Плутарх во II веке н. э., через 500 лет после всех этих событий, конечно, несколько приукрашивая и преувеличивая: «Александр стремился населить всю землю и превратить всех людей в граждан одного государства. Если бы великий бог, ниспославший Александра на землю, не призвал бы его к себе так быстро, то в будущем для всех живущих на земле, был бы один закон, одно право, одна власть. Будучи уверенным, что он ниспослан небом для примирения всех живущих на земле, он заставлял всех пить из одной чаши дружбы. Он перемешал нравы, обычаи, уклады народов и призвал всех считать своей родиной всю землю». А дальше Плутарх, видимо, делится своим собственным размышлением: «Все честные люди должны чувствовать себя родственниками, а злых они исключат из своего круга». Вот этих последних слов Плутарха Александру приписывать никак нельзя — гуманистом он не был, и это факт безусловный.
В самом начале своего правления, как только он был провозглашен царем, Александр немедленно разослал отряд гетайров для истребления своих родственников, которые могли быть претендентами на престол. Но это еще не все. У него было два сводных брата. Это были дети Филиппа II от предыдущих браков. Один по счастью для себя оказался слабоумным, а второй — вполне вменяемым, за что и был беспощадно убит. Была казнена следующая после Олимпиады, матери Александра, жена Филиппа — Клеопатра. Александр распорядился покончить и с ее дочерью — молодой, красивой женщиной. Над ней издевались изощренно: принесли кинжал и яд — на выбор. Она повесилась. Ее маленькая дочь была убита тоже.
Александр любил женщин, у него было три жены, гарем. В Бактрии он женился на красавице Роксане. Затем в Сузах он женился сразу на двух женщинах — на Статире, старшей дочери персидского царя Дария, и на Парисатиде из дома Артаксеркса III. И везде были дети. Как видим, мирской жизни он был не чужд, хоть и считался богом.
Итак, к чему же он пришел в размышлениях о целях своего похода и его задачах? Отбросив концепцию панэллинизма, а вернее, забыв о ней, но помня о том, что он бог, и очевидно, совершенно искренне в это веря, Александр пришел к идее абсолютно утопической, но глобальной и по его разумению божественной, единственно достойной бога — идее соединения миров. Но каких? За долгие годы похода он понял, что европейский мир, европейская цивилизация и великая цивилизация Востока — миры совершенно разные. После всего увиденного ему, в сущности, неловко стало называть персов варварами. Восток с его великолепными городами, роскошными дворцами и садами, яркими шумными базарами и умиротворяющей музыкой, с мудрыми философами и знаменитыми учеными был прекрасен. И конечно, знойные, обворожительные женщины! Восток манил к себе, беспокоил воображение и будоражил сознание.
И Александр пришел к космической идее, очевидно, вечной, во всяком случае, живущей и по сей день, спустя тысячелетия: о сближении внутренне чуждых и враждебных друг другу Востока и Запада. То, что он совершил, завоевав былую Персидскую державу, дойдя до Индии и форсировав Инд, то есть завоевав почти весь тогдашний цивилизованный мир, требовало осмысления — как с ним быть дальше? Он решил примирить эти миры во что бы то ни стало. Известно, что его замысел провалился. Известно также, что держава распалась, буквально на следующий день после его смерти. Почти 40 лет диадохи, его преемники, делили между собой все завоеванные земли. Что из этого получилось, тоже известно. Но был замысел. И за ним стоят какие-то вечные идеалы. Взаимное сближение и отталкивание Востока и Запада будут ощущаться в эпоху Крестовых походов — в Новое и Новейшее время, конечно, сегодня. Как жить Востоку и Западу, не уничтожая друг друга? Вот на этот трудный вопрос и попытался ответить Александр Македонский, человек древнего времени.
