Николай Павленко - Петр Первый
Родственники супруги царя, Лопухины, тоже не выдвинули из своего рода сколь-либо заметных политических фигур отчасти потому, что этот род был ими беден, отчасти вследствие того, что рано женившийся Петр, быстро охладев к супруге, утратил интерес и к судьбам ее родственников.
Оставались сверстники, из рядов которых выдвинулось немало сподвижников царя. Но эти люди резко отличались от «робяток», окружавших предшественников Петра, и по степени знатности, и по психологии.
Кремлевский дворец был царской резиденцией. В юношеские годы Петра эту резиденцию занимали царевна Софья и соправитель Иван. Именно к Кремлю были прикованы взоры великородных людей, связывавших карьеру своих отпрысков с судьбами находившихся там представителей царствовавшей династии. В Кремле действовало правительство, оттуда производились назначения, там устраивались торжества и дипломатические церемонии.
Двор в Преображенском, где жила царица с сыном, находился на полуопальном положении и, хотя был расположен рядом с Москвой, представлял собою своего рода провинцию, где жизнь текла по иным законам, где придворный этикет не стеснял поведения Петра и не накладывал своим благочинием ограничений на характер его забав и развлечений. Иным был и состав двора в Преображенском. Здесь мы почти не встретим представителей знатных родов. Молодые люди, окружавшие Петра, не гнушались изнурительной работы, сопровождавшей военные забавы, во время этих забав складывались особые отношения, основанные совсем на иных принципах, чем в Кремлевском дворце.
Боярин оставался боярином, даже если он попадал в опалу и блистательно начатый в Москве жизненный путь завершал воеводой какого-либо окраинного уезда. Опала для него означала ущемление спеси родовитого человека, утрату возможности получить новые пожалования, но не означала полной катастрофы и лишения средств к существованию. Карьера сына такого боярина опиралась на чин и породу отца. У людей, окружавших Петра, не было подобной опоры, традиции преемственности отсутствовали. Меншиков, не окажись он в компании Петра, в лучшем случае стал бы богатым купцом. Единственным достоянием Меншикова на первых порах были его ум, сметливость, безграничная преданность Петру, умение с полуслова понимать и даже угадывать его желания и прихоти.
Из окружения молодого Петра вышли потом военачальники и дипломаты, инженеры и администраторы. Но все это случилось позже. А пока, в первые годы правления Петра, они вместе с ним были поглощены военными играми, потешными сражениями, маневрами.
Делами управления, руководством работой правительственного механизма были заняты люди старшего поколения. Исключение составлял лишь Лев Кириллович Нарышкин, в свои 25 лет возглавивший Посольский приказ.
Внутренней политикой заправлял боярин Тихон Никитич Стрешнев, по отзыву Куракина, «человек лукавый и злого нраву, а ума гораздо среднего».
Правительство молодого Петра было скудно талантами. Печать этой скудности лежит на поверхности – достаточно перелистать страницы, на которых запечатлено законодательство первых лет царствования Петра, – в нем невозможно обнаружить ни программы, ни твердой направляющей руки. Оно плелось в хвосте событий, как-то реагируя лишь на то, что вызывалось потребностями сегодняшнего дня. Выдающимися способностями обладал лишь князь Борис Алексеевич Голицын. По отзыву многократно цитированного Куракина, он был «человек ума великого, а особливо остроты, но к делам неприлежной, понеже любил забавы, а особливо склонен был к питию».
Голицын был главным наставником Петра в те дни, когда царь находился в Троицком монастыре. По советам князя он наносил неотразимые удары своей сестре.
Еще одной средой, поставлявшей Петру приближенных, являлась Немецкая слобода. Из числа торговцев и ремесленников, лекарей и военных Немецкой слободы особой благосклонностью Петра пользовались два человека: шотландец Патрик Гордон и женевец Франц Лефорт. Первый из них выполнял роль военного наставника, он был участником потешных сражений и оказал Петру неоценимую услугу в критические для него дни единоборства с Софьей.
В иной сфере завоевал симпатии Петра Лефорт. В отличие от Гордона, добропорядочного католика и семьянина, в тонкости постигшего военное дело, Лефорт не знал ни одного ремесла. Добродушный великан и остроумный весельчак с изысканными манерами и мягким юмором, Лефорт, более всего любивший удовольствия, был незаменим в веселой компании. «Помянутой Лефорт, – писал о нем все тот же Куракин, – был человек забавной, роскошной, или назвать дебошан французской». Он обладал способностью «денно и ношно» пребывать в забавах, общаться с дамами и непрестанно пить. Лефорт ввел Петра в дамское общество Немецкой слободы и был его поверенным в сердечных делах с Анной Монс.
Близкие Петру люди составляли так называемую «компанию», среди членов которой сложились особые отношения. Употребление царского титула между ними было запрещено. Петра называли по-русски, по-латыни, по-голландски в соответствии с его чинами: бомбардиром, капитаном, капитейном, командиром. Петр даже дважды выговаривал Федору Матвеевичу Апраксину за то, что тот, обращаясь к нему, пользовался титулом: «Пожалуй, пишите просто, также и в письмах, без великого». Когда Петр станет контр-адмиралом, то будет требовать от всех, чтобы во время пребывания его на корабле все называли его шаутбенахтом.
В «компанию» царя, помимо Апраксина, входили Меншиков, Головин, Головкин, Кикин. Особое место в ней занимал князь Федор Юрьевич Ромодановский. Мы видели, что уже в потешных играх начала 90-х годов Ромодановский фигурировал под именем «генералиссимуса Фридриха». Несколько позже он получил шуточный титул короля – «князя-кесаря». Все члены «компании», в том числе и Петр, считали себя подданными «князя-кесаря» и отдавали ему царские почести. В письмах царь называл Ромодановского не иначе как «Konih» или «Sir» и всякий раз в шутливой форме отчитывался перед ним о своих действиях.
Токарь царя Андрей Нартов рассказывает, как однажды между «князем-кесарем» и его «подданным» – царем возник «конфликт» из-за того, что Петр не снял шапки перед ехавшим по дороге «князем-кесарем». Тот пригласил царя к себе, и, не вставая с кресла, отчитал его: «Что за спесь, что за гордость! Уже Петр Михайлов не снимает ныне кесарю и шляпы!»
Наряду с маскарадной должностью «князя-кесаря» Ромодановский исполнял отнюдь не маскарадные обязанности руководителя Преображенского приказа – учреждения, занимавшегося политическим сыском. Сохранилась наполненная сарказмом, но близкая к истине характеристика князя Ромодановского: «Сей князь был характеру партикулярного: собою видом, как монстра; нравом злой тиран; превеликой нежелатель добра никому; пьян по все дни; но его величеству верной так был, что никто другой». С приведенной характеристикой, исходившей от князя Куракина, вполне согласуется отзыв брауишвейгского резидента Вебера. «Он наказывал подсудимых, не спрашиваясь ни у кого, и на его приговор жаловаться было бесполезно».
