Юрий Щербак - ЧЕРНОБЫЛЬ
"Но ведь работать так недопустимо! - заканчивала свою статью Л. Ковалевская. - Своевременное введение очередного энергоблока не является частным делом строителей Чернобыльской АЭС. Ускорение - это и наша активность, инициатива, упорство, сознательность, наше отношение ко всему, что делается в стране".
Честно говоря, прочитав эту статью (а прочитал ее, как и многие, лишь после аварии), я подумал, что написал ее опытный инженер, эдакая седеющая дама в очках, съевшая зубы на всех этих пресных строительных терминах и нормах. Каково же было мое удивление, когда Любовь Ковалевская оказалась молодой женщиной, журналистом припятской газеты "Трибуна энергетика", талантливой поэтессой.
Удивительные у нее глаза - светлые, с жесткими крапинками зрачков; порою кажется, что взгляд ее устремлен куда-то далеко, в прошлое ли? в будущее? - но бывает он тогда очень печален. Голос с хрипотцой: она много курит.
Итак, Любовь Александровна Ковалевская:
"В чем только меня не обвиняли после того, как вышла та статья в "Литературной Украине". И в некомпетентности, в том, что недоучка (помягче, правда, выражения выбирали, но смысл таков), и что сор из избы вынесла, что пишу в киевские газеты, потому что себе делаю имя.
У нас только если что-то из ряда вон выходящее случится, только тогда люди поверят, поймут.
Мы, наша газета "Трибуна энергетика", большей частью писали о проблемах стройки, а припятскому горкому партии хотелось, чтобы охватили необъятное, чтобы писали обо всем, о городе - это ведь была единственная газета в городе. Но нас работало три человека, не было своего транспорта, а при такой гигантской стройке обегать все этим женщинам бедненьким - как такое возможно? И не просто обегать, а и в редакцию вернуться. Не дай бог позвонит кто и кого-то нет в редакции - значит, не работают.
Вначале я была редактором, но когда конфликт обострился, снова ушла на должность корреспондента, в горкоме вздохнули спокойно. Потому что я всегда отстаивала право газеты на самостоятельность - мысли, анализа, доводов и выводов.
Статью для "Литературной Украины" написала за один вечер. А за месяц до этого она была опубликована в "Трибуне энергетика".
- Скажи, не было ли такой ситуации: журналиста, борющегося за правду, преследует начальство?
- По отношению к стройке было бы несправедливо так сказать. Но если брать горком или дирекцию АЭС, то да. Я в горком не бегала, не узнавала их мнение о статье, но слухи шли. Достоверные. Я узнала, что собираются меня на бюро вызывать. Могли исключить из партии.
Но тут произошла авария…
Я считаю, что одной из причин аварии на Чернобыльской АЭС была ненормальная обстановка, сложившаяся там. "Случайный" человек туда попасть не мог. Даже будь он семи пядей во лбу, специалист класснейший. Потому что в дирекции работали целые династии, семейственность процветала. Там высокая зарплата, они получали за вредность, были проведены по "грязной сетке". Рабочие даже писали о том, что там полнейшая семейственность. Друзья, знакомые. Если одного критикуют - все сразу кидаются его защищать, не разбираясь даже в сути.
Если провинится простой рабочий - его накажут. Но если администрация, верхушка - им все сходит. Дошло до того, что администрация могла не здороваться, могла с рабочими разговаривать свысока, высокомерно, могла их обижать, оскорблять. Амбиции росли непомерно. Это было как государство в государстве. Не учитывали они того, что люди-то не могут не видеть всего этого… И люди приходили в редакцию, просили: "Не называйте только, вы понимаете, меня выгонят с работы, меня съедят, но вы же можете, вы журналисты, напишите об этом". Отказать? Но нет такого права у журналиста - быть трусом. И сделать ничего нельзя, потому что человека нельзя назвать.
Когда я была редактором, я не носила материалы на согласование. Я не знаю, правильно или неправильно поступала, но не носила. Я отвечала за свои статьи. Я несу ответственность и как коммунист, и как журналист.
Я задумала серию статей для "Литературной Украины". Первая была о неполадках на стройке. Ну а вторая… а вторая обязательно была бы об эксплуатационниках. О нравственном климате на Чернобыльской АЭС. Будем честно говорить: лучшие кадры со стройки уходили в дирекцию. Из-за зарплаты. Дирекция даже переманивала хороших специалистов. Если поставить куратором опытного строителя - так он же эту стройку знает от и до. Он ценный кадр. Куратор - это тот, кто проверяет, как ему строят. А на стройке к тому времени было безденежье. Не зря многие уезжали на шабашку, даже квалифицированные строители. Ведь как сейчас, во время ликцидации аварии, эти строители работают? Я в газете прочитала, что они за месяц дали годовой план. Ведь им цены нет, этим людям. Он могут работать и хотят.
Так вот, многие уходили в дирекцию. Но потом приходили ко мне в редакцию и говорили: "Господи, насколько люди честно работают на стройке и насколько тяжел моральный климат на станции. Будто ты пришел занять чужое место. Карьеризм, борьба за место, за должность".
- А они много зарабатывали?
- Конечно. Триста рублей и больше. План всегда перевыполняли, "прогресс"… Притом если в "грязной" зоне - там талоны на питание, там пайки, путевки, все льготы, которых нет почему-то - я не знаю почему - на стройке. И квартиры на АЭС давали быстрее, чем на стройке, хотя строители строят, но объект важный, и соотношение квартир получалось (я не помню точно) что-то около семидесяти процентов - дирекции и тридцать - строителям.
- Какую основную проблему подняла бы ты в своей статье? Что бы ты в ней сказала?
- Что люди должны верить. Я подчиненная - я должна верить своему редактору. Верить. Чтобы я была с ним заодно. Верить в его авторитет, в его квалификацию. В его компетентность. То же самое должно быть и у рабочих. Если в администрации люди честные, порядочные, принципиальные, то, естественно, и рабочие стараются соответствовать. Когда же кому-то все позволено, а кому-то нет, рождается не зависть даже, а душевный дискомфорт. Люди думают: "Ну сколько же можно жить дурачком, когда рядом живут хорошо, живут - как хотят. Рабочих призывают к труду честному, к энтузиазму, а сами… унитазы себе забирают чешские из гостиницы. Ставят там свой, а себе несут эти…" Ведь городок небольшой, и любой промах, любое нравственное падение руководителя становится известно очень быстро. И все это обсуждается, обсасывается, летят слухи, сплетни, тем более что зажим критики шел капитальный.
С дисциплиной внешне было вроде бы все хорошо. Каждый боялся - именно боялся - уйти раньше. Но уходил, когда его не видели. Боялся опоздать, но опаздывал, когда его не видели. Все шло к расшатыванию таких крепеньких стерженечков в людях, все расшатывалось. И не зря же, когда авария произошла, оказалось, что виновато не только руководство, но и те операторы, которые…
