Сергей Семанов - Брусилов
Положение командиров в армии с марта 1917 года сделалось в высшей степени сложным и необычным. Брусилов так характеризовал его: «Офицер в это время представлял собой весьма жалкое зрелище, ибо он в этом водовороте всяких страстей очень плохо разбирался и не мог понять, что ему делать. Его на митингах забивал любой оратор, умевший языком болтать и прочитавший несколько брошюр социалистического содержания. При выступлениях на эти темы офицер был совершенно безоружен, ничего в них не понимал. Ни о какой контрпропаганде и речи не могло быть. Их никто слушать не хотел. В некоторых частях дошли до того, что выгнали начальство, выбрали себе свое, новое, и объявили, что идут домой, ибо воевать больше не желают. Просто и ясно. В других частях арестовывали начальников и сплавляли в Петроград, в Совет рабочих и солдатских депутатов; наконец, нашлись и такие части, по преимуществу на Северном фронте, где начальников убивали.
При такой-то обстановке пришлось мне оставаться главнокомандующим Юго-Западного фронта, а потом стать верховным главнокомандующим. Видя этот полный развал армии и не имея ни сил, ни средств переменить ход событий, я поставил себе целью хоть временно сохранить относительную боеспособность армии и спасти офицеров от истребления».
В этом месте своих воспоминаний, относящихся к 1917 году, Брусилов не совсем искренен. Документы за его подписью, сохранившиеся от того времени, свидетельствуют, что он пытался сохранить в армии старую дисциплину и препятствовать распространению революционных идей. Так, 4 марта 1917 года он требовал предания военно-полевому суду делегаций от рабочих партий, появившихся в тылу фронта. Позднее он просил Временное правительство прислать на фронт своих комиссаров и делегатов Петроградского Совета для агитационной деятельности против большевиков, требовал признать большевистскую пропаганду государственной изменой и применять суровые наказания за нее не только в действующей армии, но и в тылу.
12(25) марта Брусилов доносил военному министру: «Чрезвычайно разноречивые сведения, сообщаемые различными путями, захватывают ныне не только тыл действующей армии, но доходят и до боевых линий. Бороться против огромного наплыва в войска всякого рода воззваний и проникновения антимилитаристской пропаганды очень трудно. Для ограждения армии от беспорядков нужны спешные неотложные меры…» В качестве такой меры Брусилов предполагал учредить при штабе фронта и в каждой из четырех армий комитеты «из общественных организаций», которые и вели бы пропаганду за войну «до победного конца». В заключение Брусилов сообщал, что им «принимаются все меры к сближению офицеров с солдатами».
Но не только недостижимое в тех условиях единство солдат и офицеров волновало тогда Брусилова. В беседе с корреспондентом «Русского слова» 9 марта Брусилов говорил:
— Вся русская армия перешла на сторону нового правительства и по-прежнему твердо стоит перед противником. Для того чтобы армия могла выполнить свой долг перед родиной, — успешно разбив врага, победоносно закончить войну, — необходимо совершенно не волновать ее дальнейшими гражданскими неурядицами и не затягивать политических раздоров. Армия должна знать только одно правительство. В ней до момента окончания войны не должно существовать никаких партийных и политических споров, которые неизбежно действуют на нее деморализующе…
Тут же генерал приводил примеры столь беспокоящей его «деморализации». Но отгородить армию от событий в стране, от ее бурной политической жизни было невозможно, и уже в ближайшие недели Брусилов убедился в этом.
Тем временем фигура выдающегося полководца привлекала внимание буржуазных политиканов, желавших использовать популярность Брусилова в своих целях. Гучков, став главой военного и морского ведомств, уволил и сместил с постов до 60 процентов лиц высшего командного состава армии. Это должно было обеспечить Временному правительству надежное руководство армией.
Временное правительство очень осторожно выбирало верховного главнокомандующего. Великий князь Николай Николаевич, покорно присягнувший новому правительству, не успел доехать с Кавказа до Ставки, как был смещен с поста. После некоторого колебания Временное правительство решило остановить свой выбор на М. В. Алексееве. Иного мнения держался Временный комитет Государственной думы. 18(31) марта Родзянко послал Гучкову письмо, в котором давался нелестный для Алексеева отзыв и выражалась уверенность в том, что он не подходит для поста верховного главнокомандующего.
Охарактеризовав восприятие армией событий Февральской революции, Родзянко заявлял: «Для меня совершенно ясно, что только Юго-Западный фронт оказался на высоте положения. Там, очевидно, царит дисциплина, чувствуется голова широкого полета мысли и ясного понимания дела, которая руководит всем этим движением. Я имею в виду генерала Брусилова, и я делаю из наблюдений моих при многочисленных своих поездках по фронту тот вывод, что единственный генерал, совмещающий в себе как блестящие стратегические дарования, так и широкое понимание политических задач России и способный быстро оценивать создавшееся положение, это именно генерал Брусилов». Вторым наиболее способным военным деятелем Родзянко считал А. А. Поливанова. «Эти два — выдающиеся государственные умы, поставленные во главе нашей доблестной армии, с придачей им тех помощников, которые ныне существуют, — умные, знающие и уважаемые генералы Клембовский и Лукомский, — и составили бы то ядро военного верховного командования, которое единственно, с моей точки зрения, способно вывести страну и армию из бедственного положения…»
На следующий день Временный комитет Государственной думы специально рассматривал вопрос о верховном главнокомандующем и постановил: «Признать:
1) что в интересах успешного ведения войны представляется мерой неотложною освобождение генерала Алексеева от обязанностей Верховного главнокомандующего;
2) что желательным кандидатом на должность Верховного главнокомандующего является генерал Брусилов…»
Но назначение Алексеева главковерхом все же состоялось. Гучков, чтобы заручиться поддержкой с мест, послал телеграмму в 18 адресов: четырем главнокомандующим фронтов и командующим всеми 14 армиями. В телеграмме говорилось: «Временное правительство, прежде чем окончательно решить вопрос об утверждении верховным главнокомандующим генерала Алексеева, обращается к Вам с просьбой сообщить вполне откровенно и незамедлительно Ваше мнение об этой кандидатуре».
Подавляющее большинство ответов, поступивших 21–22 марта (3–4 апреля), было благоприятно для Алексеева. Только командарм-5 М. А. Драгомиров отозвался скептически: «Вряд ли генерал Алексеев способен воодушевить армию, вызвать на лихорадочный подъем, использовать освободительное движение». Н. В. Рузский ответил уклончиво: «По моему мнению, выбор верховного должен быть сделан волею правительства». Брусилов же телеграфировал: «По своим знаниям подходит вполне, но обладает важным недостатком для военачальника — отсутствием силы воли и здоровья после перенесенной тяжелой болезни».
