Рудольф Баландин - Дали
В том же 1939 году Дали получил заказ на сюрреалистический дизайн павильона для аттракционов на Всемирной выставке в Нью-Йорке. Художник назвал свой проект «Сон Венеры». Вход был сделан под ногами великанши, сидящей на стуле. Фасад напоминал коралловый грот с отверстиями и ветвями кораллов, порой переходящих в руки или напоминающих рога оленя.
В самом павильоне — коралловый риф с бассейном, диван в форме губ, такси, в котором идет дождь и ползают улитки; в стеклянном аквариуме — мумифицированная корова, фигура мужчины, сделанная из ракеток для пинг-понга, резиновые телефоны, а главное — обнаженные по пояс девушки-русалки в чулках, имитирующих рыбью чешую. Им следовало резвиться, доить «корову», баловаться с резиновыми игрушками.
В нише при входе в павильон по проекту Дали должна была находиться скульптурная копия Венеры с картины Боттичелли с головой… рыбы. Как пояснял художник, если допускается у женщины-русалки рыбий хвост, то почему бы не иметь ей рыбью голову?
Однако заказчики отказались от столь экстравагантного образа, так же как от «дождевого» такси и некоторых других причуд мастера. Он скандалить не стал, а написал «Декларацию независимости воображения и права человека на безумие», протестуя против искажения замыслов творца, отпечатал ее и разбросал с самолета над Нью-Йорком.
Возвращаясь в Европу на пароходе, он, по его словам, «думал о первобытной, дикой мощи американской демократии. Она и прежде, до встречи лицом к лицу, восхищала меня, но не разочаровала и вблизи, несмотря на превратности путешествия. Здесь ты хочешь добыть — и добываешь, идешь напрямик и режешь по-живому. А Европа, измученная своей утонченностью, день ото дня чахнет. Европа не в силах преодолеть идеологическую рознь и потому обречена стать полем битвы, обречена войне и краху».
Вновь и вновь повторю: это написано в США и прежде всего для американцев. Он потрафлял их чувству собственного величия и триумфа демократии за спиной статуи Свободы, под звездно-полосатым флагом.
В Париже он окончательно разочаровался в сообществе сюрреалистов и был оскорблен тем, что на выставке работы разных авторов расположили в алфавитном порядке: «Апофеоз равенства и коллективизма!» — по его словам.
«Близилась война. Путешествие в Америку истощило мои силы, и мы с Галой решили отдохнуть в Пиренеях, вблизи испанской границы. «Отдыхать» в моем понимании означает писать в свое удовольствие по двенадцать часов в день. Затем мы перебрались в Аркашон, где через три дня узнали об объявлении войны. Мы сняли просторную виллу в колониальном стиле, и я оборудовал себе мастерскую. Немецкие войска наступали, а у нас гостила мадемуазель Шанель».
Там он работал крайне напряженно, по его признанию, «с таким осознанием духовного долга, какого не знал прежде».
О каком долге идет речь? Он поясняет: «Все силы и душу я отдал живописи». И только? Во имя чего? И что это за долг перед живописью? Перед ней-то он никогда не оставался в долгу. А как же о долге перед отцом и матерью, друзьями, своим народом, Родиной. Вот — реальный долг каждого из нас, ибо мы не безродные пришельцы на этой планете.
Дали пишет: «Война… показалась мне уличной потасовкой. Однако настал день, когда шум этой драки достиг и моих ушей, и я своими глазами увидал драчунов — крепко сбитых невозмутимых немецких солдат. Уже громыхали по Франции их боевые машины… И я сказал себе: все это слишком уж походит на исторические события и, следовательно, не для тебя. Я… в один вечер собрал холсты и краски, и мы уехали».
Сальвадоллар был верен себе — вне родных и друзей, вне Родины и Европы. Но зато у него были муза Гала, много долларов, талант и творческий энтузиазм.
Над-реализм и под-реализм
Сюрреализм, судя по названию, должен был подняться выше реализма, преодолев его ограничения. Но что означает — выше? Не надо быть большим мыслителем, чтобы признать: мы не только воспринимаем окружающий мир органами чувств, подобно другим животным, но и осмысливаем его рассудком. Не это ли и есть «над-реализм» или «сверх-реализм»?
Вообще-то смысл изначально присутствовал в произведениях искусства со времен каменного века. Вопрос в сути этого смысла, в его целях, задаче, предназначении. Не вдаваясь в философию искусства, упомяну несколько высказываний.
Пушкин в «Памятнике» видел бессмертие своего творчества в том, что, говоря прозой, пробуждал в людях чувства добрые, восславил свободу и призывал к милосердию. Рано умерший и мало известный французский философ Жан Мари Гюйо (1854–1888) верно отметил: если бы искусство не приносило обществу реальную пользу, оно бы быстро отмерло. То, что оно, напротив, постоянно развивалось, доказывает его необходимость для человека.
«Самый дух человека, — писал он, — весь проникнут духом социальности: мы мыслим… в категории общества». Другими словами, если те или иные произведения искусства существуют и популярны, значит, это кому-нибудь нужно. Одно из первых условий — уровень мастерства. Произведение искусства должно быть искусным.
Едва ли не первым Гюйо отметил: «Эра личностей кончается, наступает эпоха масс». Массы решают все уже потому, что торжествуют принципы демократии — буржуазной или народной. В первом случае решающее слово принадлежит буржуа, богачам; во втором — народным массам, трудящимся. Этим определяются два генеральных направления в искусстве, внутри которых образуются различные течения.
По словам Гюйо, «истинное искусство… дает нам непосредственное чувство жизни наиболее интенсивной и в то же время наиболее экспансивной, наиболее индивидуальной и наиболее социальной». Иначе говоря, искусство творит новую реальность в духовной сфере отдельного человека, народа, человечества.
Прогресс техники, развитие фотографии, кинематографии вызвали спад интереса к натурализму и стимулировали поиски новых выразительных средств, бурный расцвет всяческих «измов». Разнообразие — один из критериев развития, а потому в результате искусство должно было бы испытать новое возрождение, подъем на более высокий уровень мастерства и выразительности, воздействия на личность и общество.
Осуществилось ли это? Последние полвека показывают со всей определенностью — нет! Происходит упадок искусства, превращение его в одну из форм «бизнеса» с помощью СМРАП. Расчет на доход, прибыль вынуждает художника или композитора приспосабливаться ко вкусам посредственности, угождать заказчикам.
Прежде искусство предназначалось для повышения нравственного, интеллектуального, духовного уровня людей. Но произошло разделение народного искусства и «элитарного», предназначенного для имущих власть и богатство. В XX веке, в эпоху масс и СМРАП, о смысле искусства, так же как о смысле жизни, предпочитают не рассуждать. Если в обществе выгода, деньги и слава превыше всего, то художник, поэт, композитор, писатель, философ неизбежно стоят перед выбором: принять такие условия существования или идти наперекор им с минимальными шансами достичь успеха.